Шарль Пти-Дютайи - Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков

Чтобы показать, до чего дошла английская монархия к началу XII в., мы не можем найти лучшего заключения для этой главы, как анализ манифеста, изданного Генрихом Боклерком в тот самый день, 5 августа, когда он так поспешно овладел троном. Это то, что называли первой хартией английских вольностей; такое название является — одной из тех формул, которые искажают историческую правду. Оставим его в — стороне и обратимся к самому тексту.

Эта знаменитая хартия подписана только тремя епископами и полудюжиной баронов [148] Как можно судить по имеющимся рукописям, она подписана тремя епископами, причем имя одного из них варьируется, графами Уорвика и Нортгемптона, и четырьмя или шестью баронами. Впрочем, рукопись, изданная Либерманном, прибавляет: «и многими другими» (CDXXI, стр. 40–41; ср. LXXTV, I, стр. 521–523, и III, стр. 282; DLXIX, стр. 321–331). . Она начинается общими: гарантиями, пре доставляемыми церкви, духовная и материальная независимость которой была уничтожена Вильгельмом Рыжим. Генрих I обязался не пользоваться смертью епископа или аббата для продажи владений этого епископства или аббатства, Вильгельм проявлял такую же тираническую власть по отношению к светским баронствам; и Генрих I обещал не конфисковать имений баронов, умерших без завещания, не выдавать насильно замуж наследниц и вдов и не взимать чрезмерных штрафов и рельефов. Утверждали, что эта хартия представляет собой ясно выраженный договор между королем и английскими феодалами [149] Таково мнение G. В. Adams'a, CXLIV, стр. 27. .

Правда, Генрих выговорил севе свои «леса» (заповедники) [150] См. дальше, кн. II, гл. II, § IV. , и в этом можно видеть уступку, вырванную у баронов в результата переговоров. Но хартия обращается «ко всем его верным», и английское население получает обещание, что «закон короля Эдуарда», т. е. кутюмы, до которых баронам не было никакого дела, будут сохранены. В изложении мотивов, вполне соответствующем теориям церкви об обязанностях короля, говорится, что «королевство было угнетаемо незаконными доборами» и что Генрихом движет уважение к богу и любовь к своим подданным. Наконец, в хартии нет указаний на какой бы то ни было обмен обещаний между королем и баронами, не говорится ни о какой гарантии их выполнения. Нам кажется, что эта декларация была прежде всего внушена королю тремя или четырьмя епископами, которые его тогда окружали, и что этот почтенный прецедент обязан именно церкви и тем, что он задуман, и своей редакцией.

Характер актов, называемых «хартиями английских вольностей» XII и XIII вв., уже проявляется здесь отчетливо: это не изложение конституционных законов, это торжественный отказ от злоупотреблений предыдущего царствования. Даже Великая хартия при правильном толковании получит такой же самый смысл.

Из манифеста Генриха I видно также и то, что туземное население не забыто и что нормандские короли считали, что опираться на него — хорошая политика.

И еще одна услуга, которую церковь оказала нормандской королевской власти, — это та, что она с первого же поколения новой Англии работала над слиянием, победителей и побежденных, в которых она должна была видеть лишь христиан. Таким образом, до ту сторону Ламанша возникала однородная нация [151] DII, стр. 68–74. .

Но, образовавшись вовсе не к выгоде монархии, в противоположность тому, что произошло во Франции, нация эта найдет там формулу объединения и решительно: проявит себя лишь благодаря реакции против: злоупотреблений королевской власти. Ни ро ту, ни по другую сторону Ламанша образование нации не будет, конечно, делом одного дня.

В то время как англо-нормандская королевская власть зародилась и боролась за всемогущество среди сумятицы завоевания и междоусобных войн, королевская власть Капетингов теряла последние остатки номинального престижа и общих прерогатив власти, которые достались ей по наследству от каролингской династии. Столетие, протекшее со вступления на престол Филиппа I до развода Людовика VII и образования «анжуйской империи», было веком великих событий, крупных столкновений, больших перемен. Но капетингские короли во всем этом участвовали мало или даже совсем не участвовали, отчасти вследствие своей дряблости, отчасти потому, что приходилось вести борьбу в самом Иль-де-Франсе даже о разбоем.