В ночь с 12 на 13 вандемьера Комиссия пяти отрешает от должности Мену и его заместителей. В половине восьмого утра Конвент одобряет декрет, выработанный Комиссией пяти: «Бригадный генерал Баррас, народный депутат назначен главнокомандующим парижскими войсками и войсками внутренних сил». Назначенный уже в полночь, Баррас не стал дожидаться принятия декрета и собрал вокруг себя несколько верных офицеров, среди которых находился и молодой генерал, прозябавший в Париже уже несколько месяцев, так как задерживалась его отправка на Западный фронт, куда он был направлен. Имя его — Бонапарт. Это человек, на которого можно положиться. Он уже не раз засвидетельствовал свою верность Республике. Какова была его истинная роль в описываемых событиях? «Решающая», — заявит он на Святой Елене; «незначительная», — определит Баррас в своих «Мемуарах». Но, по крайней мере, не вызывает сомнения, что Бонапарт тогда тесно сотрудничал с Баррасом. Артиллерист по профессии, он отлично понимает, как много могут сделать для подавления восстания несколько удачно расставленных орудийных стволов. Меж тем на Саблонской пустоши осталось сорок пушек под очень слабой охраной в 15, 25 или 150 человек: точное число их неизвестно. И вот, пока из рядов жандармерии и шеренг патриотов, собравшихся в Тюильри, выкликают канониров, появился офицер-кавалерист, который поскакал на поиски пушек в Саблонскую пустошь.
Член Конвента Дельмас вспомнил о командире 21-го эскадрона егерей, который в прериале с кучкой всадников защитил Конвент от взбунтовавшихся горожан, возмущенных дороговизной и голодом. И теперь этот офицер оказался на месте, храня верность законной власти. Он зычно отрекомендовался: «Мюрат!» Получив указания, и спешно отправился за орудиями во главе отряда в 300 всадников. Подъехав к пустоши около двух часов пополуночи, он наткнулся на колонну горожан секции Лепелетье, также отправившихся на захват орудийного парка. Одно мгновение нерешительности изменило бы ход истории. Но Мюрат быстро сообразил, что на равнинной местности его всадники имеют явное преимущество над пешими роялистами. Его непреклонность заставила противников отступить, и в шесть часов утра орудия уже находились в Тюильри. А несколько часов спустя под командой Бонапарта они рассеют восставших.
Так Мюрат вышел на историческую арену.
Часть первая
Воинская слава
Те, кто сражается ради собственной славы,
являются хорошими и верными воинами.
Макиавелли . «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», XI, III
Если бы не события ночи на 4 августа 1789 года, разрушившие социальные перегородки Старого Порядка, Мюрату суждено было бы прожить свой век нерадивым священником или бравым солдатом, до пенсии тянущим свою лямку.
Конечно, и до 1789 года во Франции случались блестящие восхождения по социальной лестнице: сословное общество не было застывшим образованием. Разве не наблюдаем мы в конце XVIII века, как новые люди приходят в ряды старой администрации, подчас возглавляя ее, и начинают контролировать экономическую жизнь страны? Но без громкого титула бесполезно уповать на высокий воинский чин, значительную должность или епископство.
Нерушимость привилегий дворянства стала фатальной для царствования Людовика XVI. Не давая хода многим честолюбивым мечтаниям и пробуждая негодование во многих душах, эти привилегии ускоряли рост самосознания тех, кто имел причины для недовольства существующими порядками. Рупором массы не допущенных к общественному поприщу, так называемого Третьего сословия, стал Сиейес: «Кто осмелится утверждать, что Третье сословие не располагает всем, чтобы стать полноценной нацией? Оно сейчас походит на сильного мускулистого мужчину, одна рука которого еще опутана цепями. Если отменят сословные привилегии, Франции отнюдь не убудет, а напротив, в ней много что прибавится. Так что же такое Третье сословие? Все. Но это «все» держат в оковах и путах. Чем оно станет после отмены привилегий? Всем, и тогда жизнь станет свободной и процветающей. Без него ничто не способно сдвинуться с места, но все пошло бы гораздо быстрее без прочих сословий».
Мюрат — символ победившего Третьего сословия. В этом его отличие от Бонапарта. Последний какой ни на есть дворянчик, бедный, но благородный или, по крайней мере, признаваемый таковым. Потому военные училища были для него открыты. Мюрат, напротив, выходец из той социальной прослойки, что уже поднялась над крестьянством, но чье возвышение остается медленным, ибо сковано ограничениями. Поэтому дворянская реакция, к великому прискорбию, взявшая верх в царствие Людовика XVI, лишает его каких-либо упований.
Читать дальше