Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

любую критику властных отношений. Почти апологетические особенности

теории Фуко о теле усугубляются тем, что он рассматривает тело

исключительно в дискурсивном контексте, и больше заинтересован в

описании того, как власть развертывается, чем в определении её источника.

Таким образом Власть, которая производит тело, представляется чем-то

самосущим, метафизическим объектом, универсальным, оторванным от

социальных и экономических отношений, и таким же непостижимым в своих

перестановках, как богоподобная Первопричина.

Может ли анализ процесса перехода к капитализму и первоначальному

накоплению помочь нам выйти за рамки этих альтернатив? Я считаю, что

может. Что касается феминистского подхода, нашим первым шагом должно

быть документирование социальных и исторических условий, при которых

тело стало центральным элементом и определяющей сферой деятельности для

формирования женственности. Следуя этому направлению, «Калибан и

ведьма» показывает, что тело для женщин в капиталистическом обществе

было тем же, чем завод был для наемных работников мужского пола: основным местом их эксплуатации и сопротивления, поскольку женское тело

было присвоено государством и мужчинами, и принуждено к

функционированию в качестве средства воспроизводства и накопления труда.

Таким образом, значимость, которую тело во всех его аспектах – материнство, деторождение, сексуальность – приобрело в феминистской теории и женской

истории, не может быть переоценена. «Калибан и ведьма» также подтверждает

феминистское открытие, заключающееся в отказе отождествлять тело со

сферой частного, и в этой связи, говорит о «политике тела». Кроме того, книга

объясняет, как тело может быть для женщин одновременно источником

идентичности и тюрьмой, и почему для феминисток так важно и в то же время

проблематично валоризировать его.

Что касается теории Фуко, история первоначального накопления

предлагает множество контр-примеров к ней, доказывая, что эта теория может

быть утверждена только ценой значительных исторических упущений.

Наиболее очевидным упущением является отсутствие охоты на ведьм и

дискурса демонологии в анализе укрощения тела. Несомненно, будь они

включены, они бы привели автора к другим выводам. Эти примеры

демонстрируют репрессивный характер власти, обрушившейся на женщин, и

маловероятность соучастия и обмена ролями, которое, по мнению Фуко, 18

существует между жертвами и их палачами в его видении динамики микро-

власти.

Исследование охоты на ведьм также ставит под вопрос допущение теории

Фуко относительно развития «биовласти», срывая с него покров тайны, которой Фуко окружает возникновение этого режима. Фуко регистрирует сдвиг

– предположительно в Европе XVIII века – от власти, основанной на праве

убивать, к другому её типу, осуществляемому через управление живой силой и

её стимулирование, например, через рост численности населения; но он не

предлагает никаких догадок о мотивах сдвига. Однако если мы помещаем этот

сдвиг в контекст возникновения капитализма, загадка исчезает, стимулирование живой силы оказывается не более чем результатом новой

озабоченности накоплением и воспроизводством рабочей силы. Мы также

видим, что поощрение роста численности населения государством может идти

рука об руку с массовым уничтожением жизни; во многих исторических

обстоятельствах – взять хотя бы историю работорговли – одно является

условием для другого. Действительно, в системе, где жизнь подчинена

производству прибыли, накопление рабочей силы может быть достигнуто

лишь при максимальном насилии, так что, по словам Марии Мис, насилие

само становится самой эффективной производительной силой.

В заключение: если бы Фуко изучил охоту на ведьм вместо того чтобы

фокусироваться на пасторских исповедях в своей «Истории сексуальности»

(1978), то он был понял, что такая история не может быть написана с точки

зрения универсального, абстрактного, асексуального субъекта. Кроме того, он

бы признал, что пытки и смерть могут быть поставлены на службу «жизни», или, лучше сказать, на службу производству рабочей силы, поскольку цель

капиталистического общества состоит в том, чтобы превращать жизнь в

способность работать и «мертвый труд».

С этой точки зрения первоначальное накопление было универсальным