В годы Великой Отечественной войны работы, посвященные 1812 г., стали носить во многом пропагандистский характер. В статье «Отечественная война 1812 г.» А. В. Предтеченский [416], «подправляя» Павленко, указал, что Шевардинский бой был полезен для русской армии и дал возможность ее левому флангу занять удобную позицию. Численность русских сил Предтеченский оценивал в 110–120 тыс. при 654 орудиях (редко встречаемая цифра!), а французских – в 125 тыс. при 556 орудийных стволах. Кратко изложив ход сражения по уже ставшей традиционной «патриотической» схеме, автор заметил, что готовность русских войск продолжить сражение и после взятия батареи Раевского заставила Наполеона отказаться от мысли бросить в бой Старую гвардию. Потери русских, как указывал Предтеченский, равнялись 58 тыс., а французов – не менее 50 тыс. При этом автор делал общий вывод о том, что Бородино было «серьезной победой русских».
В том же номере «Исторического журнала» Б. Кац предпринял попытку возродить абсолютно беспочвенную версию В. А. Афанасьева о потерях французской армии в 58 478 человек [417]. Русские потери он оценивал в 42 438 человек и на этом основании делал вывод, что Великая армия потеряла 44 % личного состава (исходя из численности в 130 тыс.), а русская – 38,5 % регулярного состава (исходя из первоначальной численности в 109,9 тыс. человек). В строю у русских оставалось, считал Кац, 77 тыс., а у французов – 72 тыс. Поэтому результатом Бородинского сражения, заключал автор, было изменение стратегической обстановки в пользу русских [418].
6 ноября 1941 г., когда гитлеровские армии были на подступах к Москве, И. В. Сталин на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся, остановившись на событиях 1812 г., заявил: «Ссылаются на Наполеона, уверяя, что Гитлер действует как Наполеон и он во всем походит на Наполеона. Но, во-первых, не следовало бы забывать при этом о судьбе Наполеона. А, во-вторых, Гитлер походит на Наполеона не больше, чем котенок на льва…» [419]Для советских историков это стало сигналом к тому, как следует писать о Великой армии в Бородинском сражении. В статье Б. Соколова, вышедшей в 1943 г. [420], обозначилось явное умаление действий Наполеона и его армии. При этом русские силы откровенно преуменьшались (131 548 человек вместе с ополчением при 606 орудиях), как и их потери (42 438 человек), а цифры численности и потерь по Великой армии оставались прежними (130 тыс., из которых потери составили 58 478 человек). Наполеон, не добившись успеха, отошел за Колочь, оставив поле боя в руках русских. Хотя Кутузову все же не удалось разгромить Великую армию под Бородином, но стратегическая обстановка заметно изменилась в пользу русских.
Великая победа 1945 г. совпала с празднованием 200-летнего юбилея со дня рождения М. И. Кутузова. В многочисленных докладах, сообщениях и статьях советские историки, подчеркивая превосходство стратегии и тактики Кутузова в Бородинском сражении, целенаправленно умаляли достоинства неприятельской армии. К примеру, Н. М. Коротков утверждал, что, по якобы «вновь обнаруженному в архиве Государственного исторического музея французскому документу, армия Наполеона в Бородинском сражении состояла из 180 тыс. человек…» [421]. В ходе боя русскими была достигнута «стратегическая победа», причина которой была «отнюдь не в ошибках Наполеона и не в его насморке», а в блестящем руководстве Кутузова, который якобы не растратил своих резервов [422]. О том, что Кутузов «еще до начала Бородинского сражения» разгадал наполеоновский замысел и искусно сорвал его, говорила М. В. Нечкина [423]. В том же духе были выдержаны выступления А. И. Готовцева, В. В. Прунцова, А. В. Ярославцева и др. [424]Аналогичная трактовка событий Бородина содержалась в ранних работах Л. Г. Бескровного и П. А. Жилина, вышедших в конце 40-х – начале 50-х гг. [425]В ура-патриотическом духе была выдержана статья Н. И. Казакова [426].
Конечно, обилие такого рода публикаций в те годы было связано не только с вполне объяснимым юбилейным славословием, но с чем-то гораздо бóльшим. Во-первых, такой подход к войне 1812 г. и Бородинскому сражению теперь стал новой, чуть ли не «обязательной» традицией, санкционированной властью. А во-вторых, в военно-историческую науку пришло поколение исследователей, которые были участниками Великой Отечественной войны (В. В. Прунцов, Н. И. Казаков, П. А. Жилин, Л. Г. Бескровный и др.), и сталинско-патриотический тип ветеранской психологии прочно утвердился в историографии войны 1812 г. Некоторым исключением на фоне нахлынувшего потока квазипатриотической литературы выглядела только популярная книга полковника В. В. Прунцова, вышедшая в 1947 г. [427]. Произнеся ритуальные фразы о том, что французский император не добился успеха в Бородинском сражении и что оно «положило началу разгрому» Наполеона, выделив уже ставшие обычными восемь атак на Багратионовы «флеши» и написав о 58 тыс. убитых и раненых солдат Великой армии, но не упомянув при этом русские потери, Прунцов сделал несколько интересных замечаний, в частности о психологическом воздействии «тесноты» Бородинского поля на чувства солдат борющихся армий. Он предложил читателю представить, что мог чувствовать наполеоновский солдат, когда части Великой армии постоянно перемешивались, поле боя заволакивалось пороховым дымом, а ему самому приходилось по нескольку раз ходить в атаку по одному и тому же месту, часто по трупам своих товарищей [428].
Читать дальше