Общий вопрос, которому было посвящено данное исследование, уже долгое время рассматривается в американской социологии. См., например, у Самнера ( Sumner W.G. Folkways. Boston, 1907. P. 418): «When, therefore, the ethnographers apply condemnatory or depreciatory adjectives to the people whom they study, they beg the most important question which we want to invesigate: that is, what are standards, codes, and ideas of chastity, decency, propriety, modesty etc. and whence do they arise? The ethnographical facts contain the answer to this question, but in order to reach it we want a colorless report of the facts». («Поэтому, когда этнографы применяют осуждающие и умаляющие прилагательные к изучаемым ими народам, они считают заранее решенным тот самый вопрос, который заслуживает нашего изучения: каковы стандарты, коды, идеи целомудрия, приличия, собственности, скромности и т. д. и откуда они взялись? Факты этнографии содержат ответ на этот вопрос, но чтобы его достигнуть, нам требуется лишенный прикрас отчет о фактах». — А.Р. ) Вряд ли следует специально оговаривать то, что сказанное Самнером относится к исследованию не только чужих и более простых обществ, но и нашего собственного общества во всей его истории.
Стоявшая перед нашим собственным исследованием проблема в работах последних десятилетий была четче всего сформулирована Джаддом ( Judd Ch. H. The Psychology of Social Institutions. N.Y., 1926. P. 276) — это следует признать, даже если нами был избран иной путь к ее решению: «This chapter will aim to prove that the types of personal emotions which are known to be civilized men are products of an evolution in which emotions have taken a new direction… The instruments and means of this adaptation are the institutions, some of which have been described in foregoing chapters. Each institution as it has become established has developed in all individuals who come under its influence a mode of behavior and emotional attitude which conform to the institution. The new mode of behavior and the new emotional attitude could not have been perfected until the institution itself was created. The effort of individuals to adapt themselves to institutional demands results in what may be properly described as a wholly new group of pleasures and displeasures». («Данная глава имеет своей целью показать, что известные цивилизованному человеку типы личностных эмоций являются порождением эволюции, по ходу которой эмоции принимали новое направление… Инструментами и средствами такой адаптации выступают институты, часть которых была описана в предшествующих главах. Каждый институт с момента своего установления развивал в подпадавших под его влияние индивидах соответствующие данному институту способ поведения и эмоциональную установку. Новый способ поведения и новая эмоциональная установка не могли быть усовершенствованы до того, как был создан сам институт.
Усилия индивидов, направленные на приспособление к институциональным требованиям, ведут к тому, что можно описать как совершенно новую группу удовольствий и неудовольствий». — А.Р. ).
О жизни Норберта Элиаса мы знаем не так уж много, причем основным источником являются два небольших текста: его собственные «Автобиографические заметки» и большое интервью, которое он дал двум голландским социологам (А.Й. Хеерма ван Восс и А. ван Стольк), — несколько бесед, протекавших на протяжении целой недели и записанных на магнитофон. Беседы эти шли по-английски, предисловие к ним было написано по-голландски (я воспользовался немецким переводом А. Шрётера). — См.: Norbert Elias über sich selbst. Frankfurt a. M., 1990.
Уже в диссертации 1923 г. Элиас сформулировал ряд положений, которые предваряют его социологическую концепцию и примыкают к той философской антропологии, которая несколькими годами позже получит развитие в трудах Шелера, Плесснера и Гелена. В частности, Элиас обратился к таким человеческим экспрессиям, как смех, улыбка. Лицевая мускулатура человека несравнимо более развита, чем у высших приматов, что позволяет человеку выражать множество индивидуальных душевных состояний. Но эти экспрессии являются сигналами коммуникации и как таковые входят в человеческую конституцию. Иначе говоря, человек уже на уровне своей биологии является социальным существом, ориентированным на других людей. Чувство и экспрессия изначально слиты, и лишь затем в процессе обучения человек ставит их под свой контроль и может смеяться, не чувствуя для этого соответствующего повода. Поэтому в диссертации отстаивалась та мысль, что кантианское деление на внешнее и внутреннее, факты и трансцендентальные формы несостоятельно, — это и оказалось неприемлемым для его научного руководителя. Правда, эти идеи, по признанию самого Элиаса, были высказаны еще на господствовавшем тогда «неокантианском языке» — «ужасающими философскими идиомами, которые трудно перевести на более ясный язык» ( Elias N. Notizen zum Lebenslauf // Norbert Elias über sich selbst. Fr.a.M., 1990. S. 134).
Читать дальше