Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

Другой образ — это образ города в 80 000 жителей, абсолютно затерроризированного, отданного на откуп банде «кровопийц» и воров, где подонки брали верх над порядочными людьми. Страх опустился на город как свинцовый колпак. «Не уставали повторять, что террор был поставлен в порядок дня; город был погружен в удручающее уныние; тот, кто вечером считал себя невиновным, не был уверен, что он будет признан таковым на следующий день; трудно описать тревогу и беспокойство жен и матерей, когда они слышали, как в восемь часов вечера по их кварталам катятся телеги; им казалось, что и они сами, и их мужья будут оторваны от очагов и брошены в тюрьмы. Таково было царившее в Нанте подавленное состояние, единственными творцами которого являются Каррье и Комитет» (показания Лаэнетта, врача из нантской больницы для бедных). Число арестованных «не поддается исчислению»: «Комитет начинал следствие по поводу людей талантливых, порядочных, богатых» (тот же свидетель); «Комитет Нанта посадил в тюрьму практически всех, кто имел состояние, таланты, добродетели и человечность. Здесь спокойно смотрели на то, что в этом городе называлось sabrades, [119]когда семь или восемь заключенных выводили из Комитета, чтобы доставить в здание складов. Если конвойные решали, что уже слишком поздно или идти слишком далеко, этих несчастных убивали прямо под окнами Комитета» (показания Жоржа Тома, врача). В городе, скованном страхом, зараженном трупным зловонием, никто не осмеливался жаловаться; работа порта и торговли, составлявших основной источник дохода, была парализована. «Порядочность, добродетель, таланты и состояние были четырьмя поводами для проскрипций, и добродетель оказалась убита преступлением. В соответствии с принципами эберов, шометтов, руссенов, Робеспьеров и других вандалов торговлю уничтожали, дабы поработить Францию» (показания Вильмена, негоцианта из Нанта) [120].

Переполненная трупами река непременно вызывает в памяти потопления. Рассказ о них был одним из ключевых пунктов этих процессов. Потопления уже воплощают в себе все ужасы нантского Террора. Обвинительный акт против Комитета констатировал, что существуют «вещественные доказательства лишь одного случая подобного рода», однако было добавлено, что «многие обвиняемые, терзаемые угрызениями совести, вынуждены были признать, что таковых было от четырех до восьми». Оценка количества потоплений и утопленных менялась от заседания к заседанию и от свидетеля к свидетелю: 4000 утопленных и 7500 расстрелянных в карьере Жигана негодяев (показания Франсуа Корона, солдата из роты Марата); три или четыре потопления, во время которых погибло 9000 жертв (по свидетельству молодого Аффилье, матроса-плотника, участвовавшего в строительстве барж, и Мутье, кузнеца из Нанта, который уверял, что видел «все потопления», происходившие в его квартале); «23 потопления и бесчисленное количество жертв» (по показаниям Фелиппа-Тронжоли); Ламберти и Каррье превозносили свои заслуги, утверждая, что «2800 человек уже прошли через национальные купальни» (показания Мартена Нодиля, бывшего инспектора при Западной армии). Видя, что показания свидетелей не совпадают, Трибунал даже не пытался проверить эти данные. Для историков эти противоречивые оценки ставят практически неразрешимую проблему; современникам был важен глобальный образ и внушаемый преступлением ужас, картины этих барж, тонувших вместе со своим грузом: женщинами и детьми, священниками и мятежниками.

Говоря о потоплениях, нельзя не упомянуть о «республиканских свадьбах», поскольку этот образ надолго остался в коллективной памяти. Начиная с III года «республиканские свадьбы» изображали на многих гравюрах, они поражали воображение и стали символом ужасов потоплений. С первых же дней суда над Комитетом «республиканские свадьбы», называемые также «революционными свадьбами», не раз упоминались в качестве примера «наиболее изощренной жестокости». «Они заключались в том, что совершенно обнаженных юношу и девушку связывали друг с другом под мышками и так сбрасывали в воду» (показания Лаэнетта, врача из нантской больницы для бедных). Описание неоднократно повторялось в ходе процесса и имело несколько вариаций: палачи выстраивали мужчин и женщин и связывали их совершенно обнаженными попарно за предплечья и запястья; затем их грузили на корабль, где избивали «большими палками» и сталкивали в Луару; «называлось это «гражданским браком"» (показания Тома, врача, пересказывающего слова пьяного лодочника, который помогал убийцам). По другой версии, «республиканские свадьбы» выражали не только жестокость, но и извращенность палачей, которые упивались непристойностью и скабрезностью. «Я слышал рассказы об этих республиканских свадьбах, которые состояли в том, что старика привязывали к старухе, а юношу к девушке; в этом виде их оставляли совершенно обнаженными на полчаса; после этого они получали сабельный удар в голову, и затем их сталкивали в Луару» (показания Фурье, директора революционной богадельни). Однако кажется маловероятным, чтобы эти «республиканские свадьбы» практиковались постоянно. В ходе потоплений нельзя исключить немотивированную грубость или жестокость, однако все рассказы о «республиканских свадьбах» основываются на слухах; ни один из них не подтверждается показаниями очевидцев или признаниями казнивших. Казалось, сами террористические репрессии и грабежи требовали, чтобы жертв раздевали и связывали попарно, дабы смерть приходила к нантцам в окружении свиты из непристойностей и извращений.