Во время заседания 12 вандемьера Конвент был проинформирован об этих событиях; ему были зачитаны доклады обоих представителей в миссии, а также триумфальные и призывающие к мести воззвания новых городских властей. «Война всем предателям! — провозглашал наблюдательный комитет Марселя. — Представители, наша обязанность сообщить вам о волнениях, произошедших в нашей коммуне 5 числа сего месяца... Мы провели самое тщательное расследование, чтобы выявить авторов и движущие силы этого губительного для свободы восстания... Мы смогли наконец сорвать с них маску патриотизма, прикрывшись которой они оскорбляли национальное представительство, вводили в заблуждение народ относительно его истинных принципов и принижали его, чтобы облегчить победу замышляемой ими контрреволюции. И им бы это без сомнения удалось, если бы бдительное око не присматривало за их вероломными намерениями. Пусть же предатели трепещут! Ими займется национальное правосудие, и меч отмстит за нас виновным». Новые муниципальные чиновники Марселя выражались еще более определенно и неистово: «Представители, их более не существует, этих одержимых владык, продолжателей системы Робеспьера. Мы будем вечно благодарить вас, представители, только вы смогли победить этого ужасного колосса; только вы смогли избавить Марсель, да и всю республику от кровавой касты, которая готова была пожертвовать всем ради своих амбиций... Рассчитывайте же, представители, на тех добродетельных людей, которые смогли отторгнуть яд мятежа; они — бич врагов народа, они торжественно поклялись их уничтожить, и они ищут способы для этого лишь в законе, лишь в трудах Конвента, который всегда считали центром высшей власти, точкой объединения, венчающей все». Конвент принял декрет, которым одобрял принятые его представителями меры и провозглашал, что обуздавшие мятеж войска имеют заслуги перед отечеством [99].
В марсельском мятеже порой видят прообраз парижских восстаний 12жерминаляи 1 прериаля. Однако эта аналогия едва ли уместна. Толпа в Марселе, в конце концов, скорее шумела, нежели совершала насилие. Она была куда менее отчаявшейся, нежели парижская толпа: в Марселе не было мощного, мобилизующего фактора весны III года — голода. Марсельская толпа практически вся состояла из мужчин; в отличие от Парижа в нее не вливались женщины с детьми. В этом плане политическая окраска марсельской толпы кажется более четкой: ее ядро составляли якобинцы, которые отнюдь не скрывали недоверия (весьма «федералистского») к представителям центральной власти, которые вмешиваются в их дела. Как бы то ни было, якобинский бунт в Марселе, хотя и оказался весьма непродолжительным, сыграл важную роль в определении политики Конвента. Он способствовал усилению стремления жестко реагировать на действия якобинцев и даже расправиться с ними раз и навсегда. Он, без сомнения, повлиял если не на содержание, то по крайней мере на весьма резкую лексику торжественного обращения к французскому народу от 18 вандемьера [100]. Неделей позже, 25 вандемьера, Конвент принял декрет о народных обществах, запрещавший всякую «аффилиацию, слияние, федерацию, равно как любую коллективную переписку между обществами, под каким бы именем она ни существовала».
В течение месяца был совершен резкий поворот, и ответ на вопрос: «Куда мы идем?» — оказался сформулирован на языке реванша. Принятое в те же дни, 22 вандемьера, решение Конвента ускорить процесс Революционного комитета Нанта консолидировало депутатов и усилило желание демонтировать систему Террора. Помимо разоблачения убийств в Нанте этот процесс способствовал созданию и более глобальных образов, можно даже сказать — символов Террора и Террориста. Кроме того, процесс оказал гигантское влияние на распад социальной системы образов II года Республики, на упадок и крах Якобинского клуба и на расширение репрессий против политических кадров Террора.
Обращение к французскому народу от 18 вандемьера заставило замолчать тех, кто присылал в Конвент петиции, выражавшие несогласие с этой линией. Однако поток петиций не иссяк; напротив, обращение спровоцировало их новую волну. Между 1 и 15 брюмера Конвент получил более пятисот адресов, в унисон прославлявших его в порыве новообретенного чудесного единства. «Был момент, когда мы опасались распространения подстрекательских принципов, пытавшихся воодушевить интриганов Марселя; был момент, когда мы могли опасаться продолжения кровавого царствования Робеспьера. Но мы услышали обращение Конвента. Мы аплодировали вдохновлявшему его чувству справедливости, и в эту минуты мы вновь поклялись жить для Республики и быть неизменно преданными принципам и Конвенту... Наш центр — это Конвент, да погибнут предатели, интриганы, властители и мошенники» (обновленное народное общество Родеза, адрес получен 14 брюмера). «К нам поступило обращение к французскому народу: трижды его зачитали с трибуны, и трижды оно сопровождалось бурными и продолжительными аплодисментами. Горе тому, кто прочтет его и не умилится, горе тому, чья жестокая и развращенная душа предпочтет насыщаться слезами и кровью; они, без сомнения, продолжатели дела триумвиров или их сообщники. Оставайтесь же, граждане представители, и впредь достойны той почетной миссии, которая была вам доверена великим народом. Без устали разите врагов отечества, будьте безжалостны к подстрекателям, анархистам и мошенникам» (обновленное народное общество коммуны Бон, департамент Ду, адрес получен 12 брюмера). «Сколь же прекрасен день, когда французский народ, исполненный радости, воспевает триумф добродетели... Законодатели, наша радость была бы беспредельной, если бы вы могли стать свидетелями нашего энтузиазма, услышать похвалы и аплодисменты, раздавшиеся после оглашения вашего обращения к французам. Принципы, которые вы в нем развиваете, — это наши принципы. Мы ненавидим террористов, и мы клянемся беспощадно их ненавидеть и далее... Отцы Отечества, мы восхваляем вас, оставайтесь же на своем посту!» (жители коммуны Вильфранш д'Авейрон, адрес датирован 30 вандемьера). «Ваше обращение к французскому народу безвозвратно уничтожило царствие Террора, то царствие, которое узаконивало горе семей и убийство французов; наконец-то патриоты свободно вздохнули; и если недоброжелатель помыслит, что день 9 термидора был для него выгоден, пусть он прочитает ваше обращение: он увидит в нем защиту патриотов и решительную борьбу с врагами отечества, которые не готовы по доброй воле присоединиться к нашей большой семье. Трепещите, тираны! Тщетно пытались вы нас разъединить! Французы — это единый народ братьев и друзей» (обновленное народное общество Пор-Мало, адрес поступил 14 брюмера) [101].
Читать дальше