Таким образом, вновь оказалось, что два вопроса: «Откуда мы пришли?» и «Куда мы идем?» — теснейшим образом переплетены между собой и что демонтаж Террора, не связанный ни с реваншем, ни со сведением счетов, лишь абстрактная возможность. Демонстрацию (если в ней еще и была нужда) того, что выход из Террора может совершиться только путем открытых противостояний и ценой антиякобинской «реакции», в особенности спровоцировали «новости из Марселя», удивительно своевременно — в тот же день — представленные Конвенту тремя Комитетами (Комитетом общественного спасения, Комитетом общей безопасности и Комитетом по законодательству).
Марсельское дело, относящееся ко второй декаде фрюктидора, нам придется упомянуть довольно кратко, поскольку невозможно рассказать здесь всю чрезвычайно сложную историю Террора на Юге, кратким эпизодом которой оно являлось. Во многих отношениях оно стало показательным с точки зрения не только глобальной эволюции и политической ситуации в стране, но и взаимосвязей между положением в Париже и теми специфическими проблемами, которые выход из Террора поднимал в департаментах. 20 фрюктидора два новых представителя в миссии, Оги и Серр, прибыли на Юг, полные решимости, как они сами об этом писали в докладе Комитету общественного спасения, освободить Юг от «чудовищ, управлявших им и державших его под пятой террора и наглых преступлений». В силу этого оказался неизбежен конфликт между ними и марсельскими якобинцами из знаменитого «клуба на улице Тюбано». Те, без сомнения, с энтузиазмом поздравили Конвент со «свержением тирана» 9 термидора, однако очень скоро стали проявлять тревогу по поводу изменения политической ситуации. Так, на своих собраниях они осуждали «умеренность», освобождение «аристократов» и «подозрительных». Для представления своих взглядов Конвенту и Якобинскому клубу ими была отправлена делегация в Париж. Другая «делегация» («десять человек, вооруженных саблями и пистолетами») поспешила встретить новых представителей в миссии. Те не замедлили приступить к освобождению заключенных (за одну неделю было освобождено около пятисот человек), и перед Комитетами Конвента обвинили как «террористов» марсельских якобинцев и находившиеся под их влиянием власти. 26 фрюктидора они отдали приказ об аресте некоего Рейнье — одного из руководителей местных якобинцев, священника-расстриги, бывшего одновременно и учителем, и секретарем Революционной комиссии Марселя, — поскольку было перехвачено его письмо, призывающее к «новому 2 сентября». Якобинцы увидели в этом аресте прямую атаку против Клуба в целом, новый эпизод в противостоянии между центральной властью и марсельцами. Они освистали Оги и Серре и призвали к созданию нового «народного ополчения». 28 фрюктидора Рейнье, которого должны были препроводить в Париж, на выезде из города был отбит у эскорта сотней якобинцев. Представители в миссии назвали этот инцидент явным восстанием и вызовом Конвенту и революционному правительству. Они приступили к «чистке» местных властей и проинформировали Конвент об этом деле в самых тревожных выражениях.
При этом в Париже в последние дни II года новости из Марселя могли лишь обеспокоить всех. В разгар «войны петиций», после крайне энергичных выступлений делегации марсельских якобинцев в Конвенте и в Якобинском клубе, прошел слух о том, что вооруженный батальон, составленный из марсельских якобинцев, движется с юга на Париж, чтобы совершить новое 10 августа — на сей раз против Комитетов Конвента. В своем Le Journal de la liberté de la presse Бабёф еще больше встревожил общественное мнение, подтвердив, что волнения в Марселе спровоцированы якобинцами для того, чтобы уничтожить Конвент. На фоне этих слухов и наплыва в Париж террористических кадров из ряда департаментов, которые почувствовали угрозу и приехали искать убежища с семьями и друзьями, Конвент на заседании, проходившем в третий дополнительный день календаря (то есть накануне одобрения доклада Ленде), принял решение выслать из столицы всех, кто не проживал там до 1 мессидора (эта мера предвосхищала закон о «большой полиции», принятый 1 жерминаля III года и предписывающий отправить по месту жительства всех «террористов»). На заседании, проходившем в пятый дополнительный день (то есть на следующий день после одобрения доклада Ленде) Конвент постановил непосредственно вмешаться в дело марсельцев. Он объявил Рейнье вне закона, призвал представителей в миссии арестовать подстрекателей мятежа, опечатал бумаги Якобинского клуба и предпринял его «чистку». Распоряжение закрыть Клуб пришло в Марсель 4 вандемьера, и депутаты в миссии выписали ордера на арест 35 якобинцев, подозреваемых в том, что они участвовали в освобождении Рейнье. В час ночи 5 вандемьера были начаты первые аресты (председатель Якобинского клуба, Карль, вылез на крышу окруженного солдатами дома и бросился вниз). В городе начался мятеж. Толпа примерно в четыреста человек окружила дом, занятый представителями в миссии; один из членов Клуба, некий Марион, проник в здание и «от имени суверенного народа» потребовал немедленного освобождения всех арестованных якобинцев. Депутаты вначале попытались рассеять толпу, а затем ввели войска, которые окружили квартал и арестовали 96 человек (среди них 13 жандармов). 7 вандемьера военная комиссия приговорила Мариона и четырех жандармов к смерти; перед публичной казнью они пели «Марсельезу». Обвинение было предъявлено примерно 250 марсельцам (их дела тянулись до конца III года); местные власти и сам Клуб были радикально очищены.
Читать дальше