Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

9 термидора изменило соотношение сил между Конвентом и Якобинским клубом. В конце II года возникший между Клубом и Конвентом конфликт выявил структурную политическую проблему, отягощенную чрезвычайно неблагоприятной для якобинцев конъюнктурой. Поскольку якобинцы были скомпрометированы участием в системе Террора, то есть ассоциировались с террористической властью, им становилось все сложнее претендовать на моральную безупречность и на то, что их патриотизм выше всяческих подозрений. Кроме того, против них легко обращался их собственный идеал единого политического пространства. На сей раз антиякобински настроенные депутаты Конвента осуждали Якобинский клуб за раскол и претензии на то, чтобы быть особой «политической корпорацией», и требовали, чтобы национальное представительство пользовалось суверенитетом в полном объеме. Разумеется, якобинцы в конце II года были уже не те, что в 1791 году; и обстановка, и политические деятели радикальным образом изменились. И то, что, несмотря на эти изменения, происходило новое обращение к аргументам Ле Шапелье (гильотинированного в апреле 1794 года), показывает, что некоторые характерные черты политической культуры Революции и революционного политического менталитета сохранялись независимо от всех внешних перемен. И в самом деле, появление в 1789 году демократического политического пространства отнюдь не повлекло за собой — в течение всей Революции — выработки плюралистической политической системы; в этом плане якобинизм представлял собой одновременно и воплощение, и извращение представлений о политическом пространстве как о пространстве едином.

Революция изобрела демократию, которая парадоксальным образом соединяла индивидуализм с настоящим культом единства; представительное правление — с отказом в праве быть представленными любым интересам, отличным от «общего интереса»; признание свободы мнений — с недоверием к разногласиям, разделяющим общественное мнение; стремление к прозрачной политической жизни — с одновременными постоянными поисками «заговоров»; одним словом, она то и дело смешивала в политике современные и архаичные черты. Это, по сути, довольно рудиментарное представление о демократии весьма часто разделяли и политические деятели, не изменяя ему даже тогда, когда они оказывались втянуты в конфликты. Ни на одном этапе Революции они не пришли к тому, чтобы согласиться быть несогласными, чтобы признать, что имеющиеся в обществе конфликты лежат в его основе, а не представляют собой порок, который необходимо искоренить. В этом и заключается потрясающий случай смешения традиционного и современного в представлениях, институтах и политических механизмах Революции; этой печатью отмечен весь ее опыт. Соответственно довольно быстро регулирующим механизмом политической жизни становится устранение: противник устраняется во имя все того же базового единства Нации, Народа или Республики. Помимо всего прочего, этот принцип характерен для функционирования и сохранения традиционных сообществ, где единство и солидарность имеют тенденцию смешиваться с единодушием. Доминирующие в революционной системе образов представления, в частности представления о заговоре и скрытом враге, могли лишь усиливать (пробуждая ненависть и подозрения) идею благотворного устранения. К тому же выход из Террора явно был не той эпохой, которая благоприятствовала эволюции в сторону политического плюрализма. Желание возродить принципы системы представительства шло рука об руку не только с идеей об устранении политических противников: оно сопрягалось со страхом перед реваншем. Так что якобинцам пришлось с изумлением наблюдать, как политические механизмы, хозяевами которых они себя считали, активно обращаются против них самих.

Самые яростные обвинения против якобинцев прозвучали во время дебатов в Конвенте и в Якобинском клубе, вызванных декретом от 25 вандемьера III года, целью которого было уничтожить якобинскую сеть и сделать главный Клуб беспомощным. (Впрочем, Лежён, депутат-якобинец, не преминул провести параллели между проектом нового декрета и преградами, которые «Ле Шапелье и его сторонники в дни унижений и позора» желали поставить перед народными обществами.) В ходе этой дискуссии речи были особенно агрессивными и неистовыми, в значительной степени основанными на знании реалий и на опыте, полученном во времена существования якобинизма и как образа мыслей, и как способа политических действий. Помимо этого, основные ораторы были политическими перебежчиками, бывшими якобинцами, которые, обратившись против Клуба, знали, о чем говорят.