Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

«дружеских собраний, [...] имеющих своей целью учиться друг у друга, обсуждать что-либо, делиться своими знаниями, [...] однако их встречи, их внутренние решения никогда не должны выходить за стены этих собраний; никакие публичные действия, никакие коллективные обращения не должны привлекать к ним внимание... Все хотят, чтобы революция была окончена. Время разрушения прошло; не нужно более сражаться со злом, бороться с предрассудками; отныне требуется украсить то здание, краеугольными камнями которого стали свобода и равенство» [85].

Критика якобинизма со стороны Ле Шапелье выявляет отличие его взглядов (равно как и взглядов других более или менее консервативных либералов) от взглядов якобинцев, однако она не дает возможности вычленить те политические представления, которые были у них общими. Позиция Ле Шапелье жестко либеральна: общество состоит из индивидуумов, свободных и равных в правах; задача правительства — защищать и заставлять соблюдать их естественные и гражданские права. Система представительства обеспечивает эффективную связь и единство различных частей общества в той мере, в которой она обеспечивает суверенитет Нации и позволяет выражать общий интерес, не препятствуя свободному взаимодействию личных интересов. Таким образом, претензия на «исключительный патриотизм» делает из якобинцев «политическую корпорацию» и извращает систему представительства, поскольку служит ширмой для партикуляризма и укрепляет его; она оправдывает использование внепарламентских методов, несовместимых с законом; она способствует расчленению общества, приумножая раздоры и конфликты. Тем самым любое разделение общества на группы по интересам или на особые ассоциации в основе своей, по Ле Шапелье, порочно, поскольку оно воссоздает, на ином витке, старые сословия, привилегии и корпорации. И уж тем более оно противоречит принципам 1789 года, свободе и равенству граждан, равно как и суверенитету Нации, чье единство обеспечивается и выражается системой представительства. Будучи либералом и индивидуалистом, осуждая извращение системы представительства путем обращения к прямой демократии, Ле Шапелье по тем же самым причинам отказывается от какого бы то ни было политического плюрализма. Отсюда и его недоверие к политическим ассоциациям: единственная политическая ассоциация стремится в силу своей «исключительности» монополизировать власть; если же существует несколько ассоциаций, они обречены на то, чтобы бороться друг с другом, а это выливается в анархию.

Без сомнения, вся его аргументация направлена против Якобинского клуба, его организации, его методов и претензий. Однако он смыкается с якобинизмом, с его доктриной и политической практикой в своей сильнейшей враждебности к любому политическому плюрализму и в своих восхвалениях единого политического поля. Когда в 1791 году якобинцы благодаря своей идеологии и организации выдвинулись в качестве наиболее эффективной политической силы, они в борьбе за власть активно использовали концепцию единого политического пространства. В противовес Ле Шапелье и другим консервативным либералам якобинцы отстаивали свободу слова, право на собрания и на формирование национальной сети аффилиированных обществ. Они требовали этого права только для «настоящих патриотов», для тех, кто объединяет Нацию, а не разделяет ее. В конечном счете это право должно было стать их эксклюзивным правом, поскольку именно они объединяли всех «безупречных» патриотов. Идея политической и моральной «безупречности», будучи основополагающей для концепции якобинизма, стала критерием, исключающим любую идею плюрализма. И в самом деле, «безупречный патриотизм» не предполагал никаких различий; он априорно отвергал существование разных патриотизмов. «Безупречный патриотизм» — это множество патриотов, а не патриотизмов; он отвергал существование нескольких программ или разнообразных политических и социальных групп, поскольку те были в его глазах лишь источником конфликтов и деления на факции, которые угрожали уничтожить единство Нации и соответственно ее суверенитет. Стремление к тому, чтобы единство Нации и «безупречный патриотизм» восторжествовали одновременно, делало устранение регулирующим механизмом общественной жизни и политической деятельности. Эта враждебность плюрализму особенно усилилась во время борьбы против жирондистов и в эпоху Террора. Якобинцы защищали право на собрания, но при условии, что оно будет использоваться в политическом пространстве, откуда будут изгнаны разногласия и где соответственно сможет существовать лишь одна- единственная ассоциация, чья легитимность как раз и будет основываться на ее патриотической «безупречности» и на добродетельности ее членов. Таким образом, Якобинский клуб превращался в орган политической и моральной цензуры, в хранителя безупречности, верности исконным принципам Революции. Его связи с представительной властью неизбежно оказывались двусмысленными, и в этой двусмысленности заключалась как его политическая сила, так и его слабость. Якобинизм признавал лишь один источник легитимности: суверенную и ничем не ограниченную волю народа, а этим суверенитетом обладало национальное представительство. Отсюда стремление якобинизма оставаться в рамках закона и его уважение к системе представительства, на котором особенно настаивал Робеспьер. Тем не менее народ, единый и неделимый, придавал народным обществам легитимность и напрямую, в обход представительных форм общественной жизни. Однако при этом они не превращались в органы управления, а становились своего рода политическими и моральными авторитетами, призванными давать советы и наблюдать за деятельностью органов власти. Принятое по предложению Ле Шапелье законодательство 1791 года о народных обществах так никогда и не применялось. Динамика Революции оказалась на стороне Якобинского клуба, который, в конце концов, стал эффективно контролировать власть (в особенности Конвент), не смешиваясь при этом с ее органами.