Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

По поводу смерти Капета мнения в Конвенте разделились, и это тяжелейшим грузом легло на последующие события; однако Конвент проявил единство, высказавшись за смертный приговор новому тирану. Это единодушие перед лицом гибели уже вдохновило первые «величественные деяния», которые «остановили тиранию и исправили некоторые из ее ужасных последствий... Так поспешим же воспользоваться этим обновлением наших чувств и наших душ, чтобы закончить ту законодательную работу, которую Республика поручила Конвенту».

Восстановить свободу печати означало внести вклад в реализацию двух главных целей: не теряя времени исправить причиненное Террором зло и, в более длительной перспективе, силами Конвента завершить Революцию. Ушедшая в прошлое кровавая эпоха оставила после себя в наследство главный урок:

«Тиран одновременно задушил и свободу дискуссии, посредством которой Конвент мог бы изобличить его перед лицом нации, и свободу печати, посредством которой нация могла бы изобличить его перед лицом Конвента. Этот кошмарный пример показывает нам, сколь необходима свобода печати для того, чтобы внушать страх честолюбцам, разоблачать и предотвращать их заговоры».

Однако даже сам Робеспьер не осмеливался открыто заявить, что свободы печати более не существует. Тем самым у Конвента так и не был вырван закон, отменяющий свободу печати и лишающий народ возможности «пользоваться первым правом человека» — «неограниченной свободой думать, говорить, писать и публиковать все, что угодно». Конвент никогда не забывал, что Революция началась «со знаний, которые пресса распространяла прямо под носом у деспотов». Но «последний тиран... столь же искусный, сколь и жестокий», действовал так, что «над головами всех, кто использовал эту свободу, оказывался занесен топор... И сколь же он был прав, полагая, что это злодеяние необходимо, чтобы совершить все остальные; чтобы заставить отступить свободу, требовалось заставить отступить знания, лежавшие в ее основе». Так что, хотя формально ничего отменено не было, свободы печати более не существовало. Отсюда и необходимость как можно скорее ее торжественно провозгласить и эффективно восстановить.

Тем самым Фрерон перешел к роли свободной прессы в улучшении будущих республиканских институтов. Начиная с 1789 года одна из основных проблем, лежавших в основе конституционных дебатов, заключалась в том, какими средствами обеспечить преимущества прямой демократии современному народу, который в силу своей многочисленности и большого числа граждан не мог прибегнуть к практике представительной демократии [67]. Таким образом, Фрерон возвращался к почти классическому сюжету установления взаимосвязей между демократическими институтами и свободой печати. С одной стороны, демократия подразумевала, что закон есть выражение общей ноли, при этом неизбежное следствие представительной системы заключалось в том, что на деле закон становился выражением мыслей и взглядов нескольких сотен членов Национального собрания. Однако благодаря свободе печати «этот недостаток представительства исчезает или, по меньшей мере, исправляется». Если Нация и не участвует непосредственно в голосовании в собрании, то при помощи печати она может эффективно участвовать в предваряющих голосование обсуждениях.

«Благодаря ей представители и представляемые постепенно сливаются воедино, и у нации в двадцать пять миллионов человек существует демократия, несмотря на то что у нее лишь восемь сотен законодателей».

Таким образом, Революция воплощала в жизнь невиданную в истории вещь, рассматривавшуюся как «химерическая» даже самыми талантливыми людьми, — она «придавала представительному правлению характер самой чистой демократии».

Лишь вернувшись к этим основным и неизменным принципам, Конвент мог и усвоить уроки, продиктованные злосчастным опытом Террора, и создать новое политическое пространство для будущего. Иными словами, в области свободы печати этот основной принцип не вызывает никаких сомнений и не допускает никакого временного состояния:

«Если свобода печати ограничена, то ее не существует; любая преграда на ее пути означает ее гибель. Пусть же сегодня вновь забьет тот источник просвещения, который непрестанно питала свобода печати, пусть на алтаре законов и по всей Республике при свете, который он нам дает, будут обсуждаться все важнейшие организационные вопросы, которые пока еще не решены или которые пока были решены так, что это не удовлетворило патриотов — самых просвещенных во Франции и самых мудрых во вселенной».