Андрей Купцов - Миф о красном терроре

А вот теперь уберите слово «тухлый». И? Да ну и что, — мне скажет европеец, — тухлятина, она и есть тухлятина, как ты её ни назови. А как же туземец? Он — чувственник и жизнелюб, жрёт дуриан, и ничего!

Но он с детства не знает, что этот запах «плохой»!

И всё? Всё! Вы хоть что-нибудь поняли, ребята? А китайцы, которые могут не засолить грудинку, а засахарить её? А индийский сладкий молочный рисовый суп, где куча жгучего перца?

И всё это относится к оценке нашего бытия.

Она искусственно создана и существует в рамках нашего иллюзорного мировосприятия и (весь ужас) мироощущения! Реальность может катиться в задницу, мир такой, каким я хочу его видеть! (Или каким мне его загнали в голову.)

Если борьба за потребление проходит в условиях, которые человек считает «нормально-привычными» — «+», другие условия — «—». Если я считаю, например, что очередь в пять человек — это нормально, то я, стоя сзади, получаю «+», если считаю, что она слишком длинная, то «—».

Примитивно? Не торопитесь, накопление вами же утверждённых минусов угнетает третью форму проявления личности — отказ от действия. Ведь ожидание получки, встречи, урожая, завершения какого-либо процесса, после которого можно потреблять, — к сожалению, естественная социально-биологическая форма существования. Ведь если я жду чего-то «хорошего» (по-моему), то это «+», если плохого — то «—». Но а сам процесс «отказа от действия»?

Сколько можно ждать, когда плюс сменится минусом? Это стратегический вопрос! Я посеял пшеницу в апреле, в конце августа — сбор урожая. Как оценивать ощущение ожидания урожая? А никак, давать оценку безсмысленно. Такова природа зерна. Где-то около 140 дней, хоть ты лопни (я могу испытывать тревогу по поводу климата: заморозков, ливней или засухи, но сроки остаются те же)! Иное дело — социальное ожидание! Особенно если размыты формулировки в оценке бытия.

Сколько можно ждать, пока мы будем жить достойно? А действительно, сколько? И как это, кстати? Как в Уганде или в Швейцарии?

Ведь если кто интересовался психологией бандита, то, прежде всего, это резко выраженный комплекс: здесь, сейчас и всё! Бандит — это крайне специфический, инфантильный и по-женски истеричный тип существа, у которого не развита система «отказа от действия». Он не в состоянии ждать. Сколько случаев, когда жертву по ошибке забивали насмерть или запытывали только потому, что всознании «здесь, сейчас и всё» не укладывалась реальность. «Нет У меня денег!» — «Врешь, падла, заныкал!!» Не докажешь… Это также относится к тем, кто играет в азартные игры и покупает лотерейные билеты.

Люди, которые потребляли «не то», как им казалось (не задумавшись над тем, почему им так кажется), что они хотели, и действовали «не так, не в тех условиях», как им хотелось, добивали свою генетически естественную форму существования — ожидание (отказ от действия), так как им говорили: «Ждать безсмысленно, так жить нельзя! Мы принципиально не получим то, что “хорошо”, —плохая система…»

И тогда угрюмый урод, полудебил-алкоголик, выразитель нетерпения миллионов социальных уродов выскакивает к микрофону и орет: «Мы ждем перемен!»

Как вообще может быть сформирована оценка? Блок управления, как я уже говорил, не контактирует с миром напрямую, и вот тут-то мы и подходим к пониманию трагической особенности внутреннего мира человека. Человек остро чувствует боль, но как бы она ни была грандиозна, через какое-то время само ощущение боли не то что исчезнет, но и не восстановится при всём желании как ощущаемая реальность. Ну инвалид помнит, конечно, как по пьянке попал под трамвай и ему отсекло ногу, но не восстановит само ощущение. Так, женщина полностью теряет физическую память о родовых схватках и часто диких болях самих родов. И ещё: чем больше времени проходит с момента события, в котором принимал участие человек, тем более стирается грань между памятью о реальности и любым артефактом, который говорит о «том» событии. А уж если человек не был очевидцем, то тем более любая книга, киношка уравняется с прошлой реальности. Это же, правда немного иначе, может происходить в сознании человека, который находится даже в небольшом удалении от событий.

Мне рассказывал фронтовик ещё той войны, что, когда их отвели во вторую линию на пополнение, они с приятелем с весёлым любопытством смотрели в бинокли на бой, идущий где-то в километре: «Ты представляешь, Андрюха, это было как в кино, знаешь, особенно когда кто-то “повисает” на взрыве, а после сначала медленно начинает падать назад…»