«Помещики окружили нас совсем: куда ни повернись — везде всё их земля и лес, а нам и скотину выгнать некуда; зашла корова на землю помещика — штраф, проехал нечаянно его дорогой — штраф, пойдёшь к нему землю брать в аренду — норовит взять как можно дороже, а не возьмёшь — сиди совсем без хлеба…»
А теперь я добавлю в эту картину начало речи П.А. Алексеева, которому вкатили 10 лет каторги (где он и погиб) за изучение теории социализма.
«Мы, миллионы людей рабочего населения, чуть только станем сами на ноги, бываем брошены отцами и матерями на произвол судьбы, не получая никакого воспитания за неимением школ и времени от непосильного труда и скудного за это вознаграждения. С десяти лет, мальчишками, нас стараются спровадить с хлеба долой на заработки. Что же нас там ожидает? Понятно, продаёмся капиталисту на сдельную работу из-за куска чёрного хлеба, поступаем под присмотр взрослых, которые розгами и пинками приучают нас к непосильному труду; питаемся кое-чем, задыхаясь от пыли и испорченного, заражённого разными нечистотами воздуха. Спим где попало — на полу безо всякой постели, завёрнутые в какие-нибудь лохмотья и окружённые со всех сторон всякими паразитами. В таком положении некоторые навсегда затупляют свою умственную способность, и не развиваются нравственные понятия, усвоенные ещё в детстве: остаётся всё то, что может выразить одна грубо воспитанная, всеми забытая, ото всякой цивилизации оторванная, мускульным трудом зарабатывающая хлеб рабочая сила.
Вот что нам, рабочим, приходится выстрадать под ярмом капитала в этот детский период. И какое мы можем усвоить понятие по отношению к капиталисту, кроме ненависти? Под влиянием таких жизненных условий с малолетства закаляются у нас решимость до поры терпеть, с затаённой ненавистью в сердце, весь давящий нас гнёт капиталистов и без возражений переносить все причиняемые оскорбления.
Взрослому работнику заработную плату довели до минимума; но и из этого заработка все капиталисты без зазрения совести стараются всевозможными способами отнимать у рабочих последнюю трудовую копейку и считают этот грабёж доходом…
За дневной труд едва можно заработать 40 копеек! Это ужасно! При такой дороговизне съестных припасов приходится выделять из этого и без того скудного заработка на уплату казённых податей, и только то, что останется, идёт на поддержание семейного существования. При сохранении такого положения дел работник уже не может удовлетворить даже самые необходимые потребности человека.
И все они умирают медленной голодной смертью, а мы пока, сжав кулаки и скрепя сердце, будем смотреть на это до тех пор, пока не освободим от проклятого ярма наши руки, для того чтобы помочь другим этими свободными руками. И всё это странно и непонятно, и как-то прискорбно сидеть на скамье подсудимых человеку, который с колыбели всю свою жизнь зарабатывает часто 17-часовым трудом на кусок хлеба…
Я думаю, каждому известно, что у нас в России рабочие всё ещё не избавлены от преследования за чтение книг; а в особенности если у него увидят книгу, в которой говорится о его положении — тогда уж держись! Ему для начала прямо скажут: “Ты что-то, братец, не похож на рабочего, ты книги читаешь! Пошто так-то?!” И что самое странное и мерзкое в этом, что в этих словах и иронии не заметно, а значит, что в России походить на рабочего — то же, что походить на животное.
Господи! Неужели кто полагает, что мы, работники, ко всему настолько глухи, слепы и немы, что не слышим, как нас ругают дураками, лентяями и пьяницами? Неужели мы не видим, как вокруг нас все богатеют и веселятся за нашей спиной? Неужели мы не можем сообразить и понять, почему это мы так дёшево ценимся и куда деваются результаты нашего труда?»
У Алексеева есть в речи нечто интересное, относящееся к нашей теме.
«Из всего сказанного мною видно, что русскому рабочему народу остаётся только надеяться самому на себя, и неоткуда и не от кого ждать помощи, кроме как от одной нашей интеллигентной молодёжи(усилено мною. — А.К.). Она одна братски протянула нам руку, она одна откликнулась, подала свой голос на все слы-хпанные стоны русского народа Российской империи. Она одна до глубины души прочувствовала, что значат и отчего слышны ото всюду стоны рабочих и крестьян.
Она одна не может холодно смотреть на этого изнурённого, стонущего под ярмом деспотизма угнетённого крестьянина и рабочего. Она одна, как добрый друг, братски протянула нам свою руку и от искреннего сердца желает вытащить нас из затягивающейся пучины безысходного горя на благоприятный для нас путь.
Читать дальше