В царской России революционер — не дворянин просто не мог бы появиться в реальной жизни, так как среди простонародья грамотных практически не было. Для народа оставался только бунт, по классику — «безсмысленный и безпощадный». Классовых предпосылок для революции, если честно, не было, а потому у правящего класса не было противников из класса-конкурента. Всё было проще — российская монархия являлась самой страшной и кровавой в истории человечества сатанинской системой. И кроме тысячелетнего насилия и пыточного произвола, русскую монархию отличала от остального человечества немыслимая неэффективность управления народным хозяйством. Это была крайне закрытая тоталитарная система, неспособная к развитию. Разрушение её — уже трансисторическая по-мирски и, если хотите, христианская и метафизическая задача русского патриота и гражданина.
Для любого человека России, обладавшего чувствами самоценности и надсоциального собственного достоинства, революция стала высшей нравственной задачей. Монархию хотела разрушить прежде всего потомственная биоэлита русского общества. И это объективно было сословие дворян. Они под историческим псевдонимом «интеллигенция» стали основной движущей силой революции.
Читаешь революционер = большевик, переводи интеллигент = дворянин.
Уточню сказанное: в Российской империи специалист в любой области, ИТР или гуманитарий, медик, военный или чиновник любого ведомства мог быть только дворянином. И эта была самая парадоксальная ситуация в мире. А произошло это так.
Население империи законодательно делилось на касты, или сословия. Так вот, для низших каст был закрыт путь в средние учебные заведения: гимназии, реальные училища, кадетские корпуса, а не окончившие их не могли поступить в высшие учебные заведения. А без диплома вы не имели вообще никакой социальной перспективы. В революцию ни мужиков, ни рабочих не пущали…
Как это все началось?
(Прямо по Шаламову…)
В.И. Ленин: «Есть люди, которые сочинили и распространяют басню о том, что Российская социал-демократическая рабочая партия есть партия “интеллигентская”, что рабочие от неё оторваны, что рабочие в России — социал-демократы без социал-демократии, что так было в особенности до революции и в значительной мере во время революции…» (Из статьи про Ивана Васильевича Бабушкина. Надо сказать, что Бабушкин был любимейшей фигурой для Ленина, так как являлся рабочим «в натуре».)
Образование в России было всегда стратегической областью и сферой особого сословно-монархического внимания. XIX век начался так. В 1801 г. было приказано: 1) чтобы «дети благородных отцов (в школе) имели отличие перед прочими мещанскими и низшего звания детьми»; 2) чтобы учителя, восклицая имя благородного ученика, добавляли слово «господин» (заимствую этот приказ из «Материалов для истории учебных заведений Черниговской дирекции в 1789–1832 г.»). Надо заметить, что при Александре I и отчасти при Николае I школы делились на 4 разряда. Первоначальное обучение давалось детям в приходских училищах. Окончивший приходское училище мог безпрепятственно поступить во второй разряд — в уездное училище. Из уездного училища дети также безпрепятственно могли переходить в гимназии, а из гимназий — в университеты. Такой свободный переход из одного разряда в другой для того декларативно и устраивался, «чтобы все сословия имели доступ к наукам».
Но после «народной войны», уже в 1813 г., монархия воспряла духом и надобности в мужике больше не испытывала. Правительство распорядилось в благодарность за народный мазохистский героизм русского поротого и пытаного быдла по защите монархии крестьянских детей, точнее детей рабов, дальше второго разряда не пускать. Это распоряжение было подтверждено в 1827 г. высочайшим рескриптом государя Николая I.
Первые три министра народного просвещения (Заводский, Разумовский и Голицын) не выступали открыто против народного просвещения. Но четвертый, адмирал и госсекретарь Шишков (1754–1841), став президентом Российской Академии наук и в 1824 г. министром народного просвещения, с одобрения Александра I отдал своим подчиненным такой приказ:
«Науки полезны только тогда, когда, как соль, употребляются и преподаются в меру, смотря по состоянию людей и по надобности.
Обучать грамоте весь народ или несоразмерно числу оного количества людей принесло бы более вреда, нежели пользы».
Читать дальше