Мария Чепурина: Гракх Бабёф и заговор «равных»

Революционный календарь также продолжал действовать: он останется в употреблении до 1805 г. При монтаньярах французы успели прожить с этим календарем всего 9 месяцев, так что первый новый год «по новому стилю» пришелся именно на время термидорианского Конвента. Никуда не исчезли и революционные праздники: так, через пару недель после казни Робеспьера была торжественно отмечена вторая годовщина свержения монархии {19} 19 Merlin de Douai P. A., Bar J. Е., Levasseur (de la Meurte) A.L. etc. Rapport fait au nom du comité de salut public, sur la fête du 10 août de Tan deuxième de la République française une et indivisible. Р., 1794. ; зимой 1794/1795 гг. одной из самых обсуждаемых в Конвенте тем стала регламентация этих праздников и торжественных мероприятий, долженствующих проводиться в декадные дни, пришедшие на смену воскресеньям {20} 20 Eschasseriaux-aîné J. Rapport et projet de décret sur les fêtes civiques. Р., 1794/95; Rameau J . Apperçu philosophique sur la célébration des Décadis et les Fêtes nationales. Р., 1794/95; Thirion D. Motion d'ordre sur les fêtes décadaires. Р., 1794/95; Marcoz J.-B. Objet et ordre des fêtes décadaires. Р., 1794/1795 etc. . Новый режим стремился не обратить революцию вспять, а, напротив, увековечить ее через связанные с памятными днями ритуалы {21} 21 Озуф M. От термидора до брюмера: революция говорит о самой себе // Век просвещения. М.; Париж, 1970. С. 305–330. .

В какой-то мере термидорианский период демонстрировал даже большую революционность, большую верность идеям прогресса и Просвещения, нежели якобинская диктатура. Именно на этот год с небольшим пришлись открытие Высшей нормальной школы, перенос в Пантеон праха Марата, а затем Руссо, окончательный переход на метрическую систему. Коренным образом поменялась мода. Если в предшествующие революционные годы женский костюм в основном повторял силуэты эпохи Людовика XVI, то между 1794 и 1795 г. дамы поголовно оделись в античном стиле. Еще при монтаньярах группа художников во главе с Ж. Л. Давидом предлагала проекты новой одежды для граждан Французской республики — одежды, созданной по мотивам древнеримских и спартанских мод. В повседневное употребление эти проекты так и не вошли, разве что со времен Директории должностные лица получили униформу в античном стиле; мужской костюм не пережил таких радикальных изменений, как женский. Зато дамы, подражая римлянкам и гречанкам, отказались от векового наследия: корсетов, каблуков, фижм; даже от верхней одежды, когда того требовала погода. Светлое легкое платье с завышенной талией, под которым порой не носили белья, и по нашим временам выглядело бы вызывающе — что уж говорить о XVIII веке! Кроме того, вошли в моду короткие стрижки: впервые в истории женщины осмелились расстаться со своими локонами {22} 22 Комиссаржевский Ф. Ф. История костюма. М., 1999. С. 335–349. . Это ли не подлинная революция?!

И все же разрыв с якобинской эпохой был явным — чем дальше, тем более. Мыслился он, особенно поначалу, не как реакция, а как новая революция, освобождение от тирании, возврат к принципам 1789 г. «Люди обнимались на всех улицах, на всех спектаклях, — писал публицист и историк Ш. де Лакретель, — взаимное удивление от того, что они обнаружили друг друга живыми, удваивало их радость и делало ее почти безумной» {23} 23 Furet F., Richet D. La Révolution française. Р. 261. . Как тогда, еще при короле, на месте низвергнутой Бастилии появилась легендарная надпись «здесь танцуют», так и теперь Париж охватила своеобразная танцевальная лихорадка {24} 24 Ibid. . Чуть позже Мерсье будет писать о шестидесяти танцевальных залах, ежедневно задающих ритм всему Парижу {25} 25 Mercier L. S. Le nouveau Paris. T. 2. Р. 124. .

Уже в августе для тысяч заключенных, арестованных за «аристократизм», «федерализм» или «подозрительность», открылись двери тюрем; хотя официально никакой амнистии провозглашено не было, закон о подозрительных стали просто трактовать более узко, выпуская людей на волю столь же произвольно, как и сажали {26} 26 Бачко Б. Как выйти из террора? Термидор и революция. С. 100–101. . Это действие, конечно, не имело бы смысла без восстановления свободы слова. «Свобода печати или смерть!» {27} 27 Там же. С. 117. — провозглашал с трибуны Конвента Ж. Л. Тальен, один из вождей термидорианцев.

Общество вздохнуло свободнее. Одна за другой начали появляться новые газеты. Но приближение к демократическому идеалу отнюдь не сделало Францию более стабильной. Напротив: узники Террора встретились лицом к лицу с своими палачами; остатки разгромленных робеспьеристами революционных группировок решили, что пришло время для реванша; роялисты, ранее молчавшие от страха, подняли голову. Если прежде Французской революции был свойствен культ единомыслия, то теперь, сбросив навязанную якобинцами маску монолитности, общество обнаружило себя расколотым. «Трудно было бы определить, какое мнение сейчас господствующее, — писал Мерсье. — Личное мнение у каждого свое. Общественного мнения больше нет» {28} 28 Mercier L. S. Le nouveau Paris. T. 1. Р. XVII. .