Жан Ворт - Век моды

Однако, когда мне было около четырнадцати лет, я познакомился с великим художником-пейзажистом Коро. Он был другом наших знакомых и иногда заходил к нам обедать. Со временем он стал нашим близким другом, и однажды, во время войны 1870 года, моя мать, которая, как и все матери, верила, что ее дети полны талантов, сказала: «Мой дорогой друг, было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы разрешили моему сыну Филиппу, у которого некоторый талант к рисованию, прийти к вам в воскресенье и дали советы по поводу его работ».

И таким образом, когда Париж находился в осаде, я начал посещать восхитительные воскресенья у Коро, которые стоили, по крайней мере, пятнадцати лет настоящего опыта в моей профессии.

Отец не мог предвидеть, что вложение больших денег в живопись его друга Коро будет хорошим бизнесом, как мы теперь называем покупку картин. Известный своей непрактичностью, часто встречавшейся у талантливых людей, Ворт не мог и подумать наживаться на таланте Коро и очень мало покупал шедевры, которые в наши дни стоят миллионы. Я сожалею об этом не по финансовым причинам, но потому что люблю этого художника больше всех и предпочитаю маленькие этюды его раннего периода, висящие в моем доме на улице Эмиль-Дюшанель, большим картинам, недавно проданным за сказочные деньги.

Близкое знакомство с этим мастером пейзажной живописи в годы формирования моей личности повлияло на всю мою жизнь. С практической точки зрения это сформировало художественное чутье и научило мой карандаш легкости, что впоследствии стало моим большим достоинством. Мой набросок любого фасона мог выразить идею и пожелания лучше и быстрее, чем тысячи слов. Кажется, Наполеон справедливо заявлял, что черновой набросок намного полнее, чем словесное описание. А с этической точки зрения дружба с Коро, окрепшая в те воскресные часы в его студии, когда я больше слушал, чем рисовал, привила мне профессиональную честность и умение прислушиваться к совести.

Кто знает только его работы, не может понять щепетильности этого человека. Однажды он сказал одному из моих преподавателей: «Не столько природу я желаю писать, а в большей степени желаю отразить на холсте глубокие чувства, которые она внушает мне». А однажды он объяснил мне: «Мое дорогое дитя, превыше всего будь добросовестным. Имей моральные критерии. В написании пейзажа вы должны выразить душу природы на холсте точно так же, как душу изображаемого человека, как если бы пейзаж был портретом. Если ваш сюжет – гора, вы не должны довольствоваться, как делают многие художники, фотографированием при помощи кисти. Ваша рука должна быть такой же верной, а проникновение таким же глубоким, как будто вы переводите величие этой горы, как и ее очертания, в живопись».

Он всегда высказывал эти золотые правила живописи с простодушным видом, который замечательно соответствовал его трогательной простоте. Возможно, величайшая из его заповедей была воплощена в совет, данный одному молодому художнику. Тот представил ему свою работу, Коро посмотрел минуту и медленно произнес: «Дорогое дитя, это очень хорошо, в самом деле, очень хорошо. Но это просто живопись. Природа не нарисована. На этом рисунке видна ваша озабоченность сделать как полагается. Вы пишете, как вас учили. Вы должны писать сердцем, душой. Ваш мозг и глаза должны служить вашим чувствам и художественной совести».

Какой урок! Его надо золотом выгравировать на мраморе во всех художественных школах.

Чарльз Фредерик Ворт в 1890 году, Париж. Фото Надара

Коро научил меня знать и любить искусство, и в наши дни я окружен им во многих проявлениях, которые благодаря его доброму влиянию приносят радость мне и всем, кто переступает порог моего дома.

Пока я рос под руководством этого добрейшего человека, отец сталкивался с превратностями успеха. Клиентура, сложившаяся еще у Гажлена, последовала за ним, а при покровительстве Евгении и ее двора вскоре так заполнила магазин на рю де ла Пэ, что ему стало трудно находить время и место для выполнения заказов. Все это вызвало несказанную зависть у соперников. Некоторые принимали добродетельный вид и открыто заявляли, что оскорблены тем, что мужчина должен присутствовать на примерке, хотя женщины были более предусмотрительно одеты на примерку, чем на бал. Пуританские требования были беспрецедентными, потому что с времен Людовика XIV кутюрье и даже корсетники всегда были мужчинами. Женщины-портнихи вошли в моду только после того, как закончилось царствование этого монарха.