Гвидо Кнопп - История вермахта. Итоги

«Не волнуйтесь по поводу себя и ваших детей!. Я позабочусь о том, чтобы осады Готы не было», — доверился Гадолла 2 апреля 1945 года своей домохозяйке. Действительно, имеющему твердый характер командиру войск удалось доказать местным национал-социалистским политикам, которые уже готовились к бегству, правильность своего намерения сдать город союзникам без боя. Своей оперативной сводкой в центральный командный пункт, расположенный в замке Фриденс-штайп, подполковник убедил военных и политических функционеров, что защита города на этот период времени не имеет смысла. Американцы стояли перед самым городом, в котором уже была дана вражеская тревога. Артиллерийские залпы озарили город. В этой ситуации Гадолла отдал подчиненным ему войскам приказ об отступлении. При этом у него не «возникло и тени сомнения», «что он полностью и ясно сознавал личные последствия своих действий!», — вспоминает Карл Линц. «Я жертвую собой во имя города», неоднократно повторял он.

3 апреля около 16 часов подполковник пустился в одно смелое предприятие. На своем служебном автомобиле, вооружившись белым флагом парламентера, Гадолла попытался пробиться к американцам. занявшим свои позиции недалеко от города, чтобы предложить им начать переговоры о капитуляции. Но поездка была внезапно прервана членом бригады СС, который угрожал тем, что изобличенный офицер будет немедленно расстрелян. Комендант больше не был в собственном городе хозяином положения. Белые простыни, которые он позволял вешать на фасадах домов, были снова убраны. Но Гадолла все-таки нашел отговорку, чтобы ускользнуть от своих преследователей.

Без особых промедлений он предпринял вторую попытку установить контакт с врагом — с еще большим риском для себя. Пока он искал другую машину, время было уже далеко за семь вечера. Свет прожектора мог выдать его, одновременно он должен был опасаться, что американские дозоры в сумерках могут не понять его сигнал к переговорам и начнут стрелять по нему, тем более что в пригородах уже шли бои, так как отдельные подразделения отказывались подчиняться приказу Гадоллы на отступление. Так же союзники обстреливали Готу. Подразделения противовоздушной обороны были абсолютно бессильны перед начавшими охоту бомбардировщиками.

Гадолла был обязан бороться за Готу до последней капли крови. И многие приготовления для этого были сделаны: были вырыты противотанковые рвы, призваны в строй шсстпадцатилетние, оповещены раненые в госпитале — те. кто мог стоять на ногах, должны были выйти на позиции.

Ответственные за это солдаты, кажется, все же обращали большее внимание на развитие событий на улицах города. Не доехав до цели совсем немного, машина парламентеров была остановлена членами моторизированного зенитного дивизиона. «Фельдфебель открыл дверцу машины и приставил мне к носу пистолет, — вспоминает водитель Гадоллы Эрнст Рудольф. — В следующее мгновение меня схватили за пальто и выдернули из машины». — «Только подумайте, оборванцы, подлецы, изменники родины!» — орали солдаты на пассажиров машины. Несмотря на свое военное звание, Гадолла и его провожатые были незамедлительно арестованы, а с мундира городского коменданта были сорваны все знаки отличия. Только телефонное указание оказалось в состоянии отговорить их от бессудного расстрела предполагаемых «предателей». Порядок должен был быть соблюден. Еще ночью Гадолла был передан в близлежащую комендатуру вермахта. расположенную в Веймаре. Его водителю удалось совершить побег во время нападения союзников на колонну.

Вся тяжесть тогдашнего военного положения обрушилась на обвиняемого в Веймарском трибунале. Напрасно ссылался Гадолла на поддержку его миссии со стороны местной гражданской администрации. Также воззвание к разуму не возымело никакого действия: «Я делал это все как идеалист, чтобы не допустить упадка и гибели города». Но обвинение настаивало на том, что он не выполнил своих обязательств защищать город «до самого конца». Приговор подтвердил этот вердикт: «Смерть и потеря воинского достоинства». Уклонист должен был лишиться не только жизни, но и воинской чести.

5 апреля 1945 года пастор Лео Шрамм последний раз причастил осужденного. Как он впоследствии рассказывал о беседе, Гадолла действовал по его представлению «по истинной воле совести», чтобы «уберечь людей от бессмысленной смерти». Около 7 часов утра солдаты навели на государственного преступника оружие. «Я умираю, чтобы Гота смогла жить!» — прокричал приговоренный к смерти, прежде чем пасть на землю под залп винтовок.