Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Это был еще один ультиматум Клеопатры, положивший конец спору и похожий на поставленный ею в Эфесе, и Антоний больше не заговаривал о поездке в Италию. Но слова Клеопатры имели двойной смысл. Бесконечные переезды и остановки, вечные торжества утомили ее гораздо сильнее, чем подозревал Антоний. Жизнь в Эфесе показалась Клеопатре весьма приятной, время, проведенное в Афинах, доставило ей чуть меньше удовольствия, но она была поглощена страстным желанием вернуться в Александрию. Мнения простых людей редко влияли на ее точку зрения, но в Греции она вынуждена была признать, что друзья Антония относятся к ней с крайней неприязнью. Ее высокомерные притязания на власть унижали также правителей Азии, которые воевали вместе с Антонием, а постоянное вмешательство в планирование и осуществление военных походов оскорбляло его военных советников. Возможно, у ее капризов имелись и физиологические причины. Ей вскоре должно было исполниться 40 лет, а это очень опасный период в жизни женщины, когда причуды заменяют размышления, а сомнения – решительность.

Возможно, это предположение может частично служить объяснением позиции, которую занимала Клеопатра в течение недель, предшествовавших битве при Акциуме. В сочинениях античных авторов об этом ничего не сказано, но, возможно, тогда Клеопатра хотела вернуться в Александрию и увезти с собой Антония. Выполнить эту задачу было сложно. Антоний оставался солдатом и считал дезертирство перед лицом врага отвратительным преступлением. Тем не менее, судя по тому, чем все закончилось, Клеопатра, должно быть, мягко, но решительно настаивала на своем, упрекая мужа в трусости и недальновидности.

Царица планировала стратегический отход. Часть армии должна была остаться в Греции для решения жизненно важных вопросов гарнизона, а флот – в водах Эпира, чтобы прикрывать береговую линию, тогда как основному контингенту войск следовало вновь пересечь Геллеспонт и занять Сирию. Кроме того, Клеопатра предполагала, что по возвращении в Александрию Антоний сможет спокойно подумать о завоевании Парфии. Захватив Парфию, он распространит свою власть на весь Восток и, опираясь на столь обширные ресурсы, сможет с уверенностью в победе атаковать Октавиана в Италии. Возможно, она сделала подобное предложение, и Антоний в общих чертах его принял. Воспоминания о недавней катастрофе в Парфии, очевидно, были еще свежими, и перспектива стереть их с помощью нового похода подкрепила доводы Клеопатры.

Однако Антоний обещал лишь рассмотреть это предложение и все еще не принял решение, когда сообщения о том, что Октавиан сосредотачивает войска и транспорт у Брундизия, чтобы пересечь Адриатику, вынудили его переместить свою штаб-квартиру из Афин в Патры и поторопиться с возвращением сил из Малой Азии. Некоторые из них были слишком далеко, чтобы услышать призыв вовремя, другие задержались в пути. Тем не менее он мог рассчитывать на грозную армию, собранную со всех уголков азиатских владений, устрашающие, хоть и разнородные силы, возможно состоявшие из 100-тысячных конницы и пехоты, мощь которых была бы больше, если бы Антоний не оставил позади себя столько легионов. Четыре или пять из них потребовались для защиты гарнизона между Египтом и Киренаикой, в Сирии остались еще три, в Малой Азии – еще полдюжины. Подобное прискорбно неправильное использование людей можно объяснить, только предположив, что Антоний больше думал о безопасности путей сообщения с Египтом, чем о захвате Италии.

Его морская стратегия не была более разумной. У него были все основания полагать, что его флот превосходит любой, собранный Октавианом. Но вместо того, чтобы держать корабли в море в целях предотвращения объединения эскадры противника, базировавшейся на Коркире (Корфу), и вражеских кораблей, охранявших армию Октавиана в Адриатике, он безрассудно позволил своему адмиралу укрыться в заливе Арта, закрытой гавани в Эпире. Там флоту, несомненно, не грозило нападение; с другой стороны, поскольку в открытое море можно было попасть только через узкий пролив, предприимчивый враг вполне был способен нейтрализовать корабли.

Агриппа, флотоводец Октавиана, находившийся на Коркире, более четко понимал, как использовать флот. На протяжении зимы 32/31 г. до н. э. он патрулировал побережье и следил за врагом, стоящим в Арте. В течение этих месяцев ни одно судно не попало в залив и не было выпущено из него, и блокада была настолько плотной, что весной Октавиан незаметно проскользнул по морю, высадил войска и спокойно занял возвышенность к северу от залива. Одновременно Агриппа поднял весь свой флот, и задуманное Октавианом объединение войск, в котором сомневалась Клеопатра, завершилось прежде, чем Антоний, попусту тративший время в Патрах, успел опомниться.