Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт - История великих лагерных песен

И вот когда количество уркаганов, их агрессивность и наглость стали переходить все границы и поставили под угрозу интересы производства — «начальник Барабанов» стал отдавать приказы…

Песня как раз и отражает процесс расправы с лагерниками, поднимавшими бучу из-за «паразитического перенаселения» и нехватки «ресурсов выживания». И касалось это в основном блатных! Вспомним обычных работяг: они как раз отмечали, что на «стройке 501» было легче, чем в других лагерях ГУЛАГа! Но «барабановские» пайки и прочие льготы распространялись только на тех, кто вкалывал! Отказчикам от работы ничего не перепадало. Попытки грабить «пахарей» на стройке пресекались жестоко: «паразиты» в этой системе не были предусмотрены. Необходимость соблюдения напряжённого графика работ исключала систему нахлебников. Этим печорское строительство отличалось от множества других ударных строек ГУЛАГа, где царствовали «туфта» и беспредел блатарей.

Естественно, такое положение вещей не могло устроить уркаганов. И они реагировали единственно возможным способом — «бузой». За что и получали по полной программе. А лагерная мифология превращала таких бузотёров в героических борцов против режима.

Наверняка к блатарям примыкали и «политики». После указа «четыре шестых» и тех, и других объединяли немыслимо большие сроки наказания. Смысл бунтовать был лишь у зэков, чьи сроки составляли от 15 до 25 лет. А это, как правило, — уркаганы и «контрики». Но не просто «контрики», а преимущественно из числа «вояк» — людей с бойцовской психологией. Такой народ и в целом по ГУЛАГу, и тем более в Печоржелдорлаге составлял явное меньшинство. Основная часть лагерников представляла собой инертную массу и не горела желанием выступать против власти. Напротив, в условиях системы зачётов «день за три» люди стремились заработать сокращение срока.

Итак, песня о «начальнике Барабанове» начинается рассказом о внутрилагерном выступлении недовольных. Подавлено оно было «враз»: несколько очередей поверх голов, затем — БУР и этап под конвоем в сторону Печоры до Джинтуя (который находится от Печоры не в 200, а в 80 километрах). Правда, сочинители слегка приукрасили действительность, сообщив, что на станции Джинтуй они устроили большой «кипиш»:

В данном случае под «козлятником» подразумеваются добропорядочные граждане. «Взять на хомут» — ограбить, поставить в беспомощное положение (вообще выражение означает — схватить сзади рукой за горло и перекрыть кислород или спереди наклонить противника и, взяв его голову под мышку, опять же сдавить горло). Однако всё это не более чем дешёвая похвальба. Кто бы позволил подконвойным уркаганам, которых этапируют после лагерной «бузы» в штрафную колонну, разбойничать на станции?! Да там бы и положили всех, не задумываясь. В таких случаях конвой обязан применять оружие на поражение. Но что за блатная песня без красивого понта?

Далее рассказ посвящён «героическому» отказу от работы на «штрафняке». Эта часть фольклорного повествования далеко не оригинальна. Однако для нас она не менее интересна, нежели «исторический зачин». Начнём с того, что у этого отрывка нашёлся «автор» — бывший лагерник Андрей Евстюничев. В своей книге «Наказание без преступления» он сообщает:

«Во второй половине декабря 1941 года из Архангельской пересылки Бакарицы нас погрузили в вагоны-телятники и опять в неведомые пути-дорожки… Пришли к лагпункту рядом с деревней Синега. Здесь нам предстояло жить и работать… В целом лагерь назывался Севдвинлаг. Штаб его располагался в городе Вельске Архангельской области.

Наблюдая за жизнью в лагере, я написал такие строки, которые устно пошли по всей зоне лагеря. Полностью не помню, но вот кусочек: