Дмитрий Прусаков - Раннее государство в Древнем Египте

С подобными условиями, когда перспективы государственного единовластия ограничивались реальными пределами религиозно-идеологического и военно-административного подавления претендентами на престол ближней и региональной знати, никак не ассоциируется слепо подчиняющаяся центру управленческая вертикаль, без которой немыслимы социальная унификация и бюрократический режим. Проще говоря, до тех пор, пока в Египте могли сохраняться отношения архаического дарообмена с их питательной почвой в виде пластичной, самодостаточной анклавной организации племенных, общинных или семейных землевладений (а также ее пережитков), здесь существовало мощное препятствие образованию деспотического централизованного государства.

Насколько характерным для древнеегипетского общества был дарообмен в социоантропологической трактовке, и есть ли основания относить его к фундаментальным принципам становления и последующей эволюции цивилизации фараонов? Изложим ряд предварительных наблюдений, касающихся этой актуальной проблемы.

В египтологической литературе отмечалось, например, что осуществлявшиеся староегипетским государством многочисленные земельные пожалования храмам и обильные жертвоприношения пребывавшим в них богам, зафиксированные Палермским камнем начиная с V династии [ Urk. I , 240 ff.], являлись традиционной почетной обязанностью царей [ Савельева 1992 ], которые при этом считали дарственную передачу собственным "памятником", что нашло отражение в словесной формуле ĭr.n.f т mnw.f [ Urk. I , 240, 12, и др.]. Не служил ли этот mnw своего рода моральным или ритуальным (как символ царского сакрального статуса) возмещением Большому Дому за "благочестие" и неизбежные материальные расходы на поддержание как династического (в данном случае — Ра), так и других культов?

Обратим особое внимание на то, что продуктовые, в частности, зерновые поставки староегипетского двора ( hnw ) в царские поминальные храмы в хозяйственных отчетах [ Рosener-Krieger 1976 ] прямо именовались "дарами" — wt . Использование подобной терминологии самими египтянами дает уже вполне веский повод говорить о действии в социально-экономических отношениях в Египте эпохи Старого царства принципа дарообмена, который в данном случае соблюдался, очевидно, возмещением в качестве заупокойной службы, подтверждавшей божественное достоинство фараонов.

Возможно, смысл поминальных даров — пищи, приносимой на алтарь покойного царя, был в обсуждаемом контексте даже несколько глубже. Создается впечатление, что ритуальные трапезы, устраивавшиеся для усопшего фараона, в том числе и те роскошные пиры, которые сопровождали обряд его погребения и затем регулярно повторялись в праздники поминовения, на самом деле отнюдь не насыщали царя, ибо "Тексты Пирамид" предусматривали заклинание об избавлении перешедшего в мир иной правителя от голода и жажды дарованием ему "пищи богов" [ Павлова 1999 ]. Не могло ли дело обстоять так, что земная снедь, которой снабжали почившего царя, в действительности пред, назначалась не столько для его собственного потребления, сколько для иной цели, а именно, для передачи умершим подданным (чье благополучие в загробном мире, как и при жизни, по-прежнему зависело от царских милостей), а то и самим богам? Вот, например, что написано об одном из царей VI династии в его пирамиде. О боги небосклонные! Помещаете вы его в поле жертв. Дали вы блаженну быть ему среди блаженных (мертвых), дали вы властну быть ему среди богов. Сотворяет он вам обед великий, приношение большое…" [ Sethe 1908–1910 , 879–881; перевод: Перепелкин 1988б , с. 58]. Не выполняли ли фараоновы поминальные подношения божествам — хозяевам "сытного поля жертв" функцию воспроизведения тех благ, в круговороте которых реализовывался "магический и религиозный принцип высокого положения и изобилия", отраженный у архаических народов в титулах знати наподобие "Дающий пищу" [ Мосс 1996 ] (ср. с древнеегипетским "Царь — это пища" [ Lange, Schäfer 1902–1925 , № 20538])? Другими словами, не являлся ли царский жертвенный провиант "потусторонним" даром, обязывавшим "ту сторону" к воздаянию правителю в виде поклонения мертвых подданных как некогда живых, иначе — присвоения ему права, воскреснув, примкнуть к сонму богов и питаться от их щедрот? В этой связи привлекает внимание трактовка кормления умершего фараона как претворение жертвуемой пищи в божественную плоть, вкушаемую им в ходе оживления [ Павлова 1999 ]. Не предназначался ли этот обряд для того, чтобы сообщить обыкновенной пище магическую природу и силу дара, который, как мы говорили выше, представлялся архаическому сознанию не иначе как субстанциональным элементом владельца-дарителя?