Виталий Пенской - «Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.

Прежде всего этот тезис выглядит сомнительным уже хотя бы потому, что на первых порах корпус стрельцов был относительно малочисленным — всего лишь 3 тыс. бойцов, тогда как, к примеру, мы знаем, что один Псков, поднатужившись, мог выставить тысячу пищальников, Новгород — две, а ведь пищальников собирали и с других городов и волостей. Кроме того, в описаниях военных походов и кампаний 50-х гг. XVI в. стрельцы всегда действуют вместе с казаками и все теми же как будто малобоеспособными «зборными» пищальниками, и никого не смущает необходимость ставить в одну боевую линию элитную пехоту и разный сброд — даже угроза того, что этот последний в решающий момент разбежится и стрельцы окажутся под ударом.

Кроме того, еще раз подчеркнем, что, на наш взгляд, особенности набора пищальников позволяют предположить, что из года в год, из набора в набор в них шли практически одни и те же люди. Так что можно утверждать, что отряды пищальников, собранные с городов и волостей, обладали должной внутренней спайкой (когда в строю одного десятка или сотни стояли родственники и соседи по улице или кварталу — могло ли быть иначе), дисциплиной (за счет работы все тех же факторов, что и в предыдущем случае) и выучкой (которая обреталась в практически непрерывных походах — как, к примеру, во время 1-й Смоленской войны 1512–1522 гг., когда те же новгородские и псковские пищальники задействовались раз за разом практически ежегодно в походах против Литвы). Ив нашем распоряжении нет более или менее надежных свидетельств, которые недвусмысленно позволяли бы утверждать — да, пищальники на самом деле малобоеспособны, недисциплинированны, не умеют и не хотят воевать. Отдельные эксцессы вроде коломенского казуса 1546 г. или бесчинств по отношению к крестьянам, которые учиняли пищальники вместе с детьми боярскими в Муроме в 1537 г., не в счет — это обычная практика в те годы. Опять же не стоит забывать и о «казенных» пищальниках, государевых служилых людях.

Впрочем, если и вести речь о замене собираемых с тяглого населения пищальников стрельцами, то, по нашему мнению, этот мотив просматривается в 60–70-х гг. XVI в., когда отряды стрельцов появляются повсеместно и наряду с выборными, элитными подразделениями московских стрельцов учреждаются стрельцы городовые. Эти последние, судя по всему, постепенно вытесняют «зборных» пищальников (но и элитарный статус городовых стрельцов находится под вопросом, и окончательное исчезновение пищальников если и произошло, то только после Смуты). И такое решение выглядит вполне логичным на фоне действий властей, целенаправленно или нет, но проводивших политику все более и более жесткой регламентации и разделения «службы» и «тягла» и отделения служилых «чинов» от «тяглых» [222] Историк А.В. Малов, касаясь «непрофессионализма» средневековых бойцов, отмечал, что «феодалов или представителей любой другой военно-сословной группы в Московском государстве, с детских лет готовившихся к службе, а в 15–18 лет ее начинавших, нельзя назвать дилетантами в военном деле». «Поэтому вооруженные силы средневековых феодальных обществ и государств представляется правильным и корректным называть феодальной сословной армией или войском, — продолжал он свою мысль дальше, — но не «феодальным ополчением» ( Малов А.В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656–1671 гг. С. 14). Эти слова, на наш взгляд, вполне приложимы и к нашим пищальникам, собираемым с тяглых «чинов», поскольку, судя по имеющимся косвенным указаниям летописей, де-факто составляли особую социальную группу, осознававшую свою «особость» и служилый статус, но еще не оформленную юридически. Создание стрельцов, в особенности городовых, означало их «легитимацию» как части служилого «чина». . Что впрочем, отнюдь не исключало в случае необходимости верстания в служилые люди выходцев из тяглых «чинов», как это мы наблюдаем в последней четверти и в особенности в конце XVI и самом начале XVII в. в городах-крепостях на «крымской украине».

Одним словом, влияние чисто военного фактора, стремления иметь хорошую, боеспособную и обученную пехоту, похоже, по старой доброй традиции сильно преувеличивается. Нет, конечно, полностью отрицать его воздействие мы не будем, но и ставить его вперед «византийского» и тем более политического не намерены. Иначе чем можно объяснить параллельное существование и стрельцов, и пищальников [223] Сохранилась царская грамота, датированная апрелем 1560 г., в которой упоминаются «писщалники», живущие в Переяславле Рязанском и которые отличаются от тамошних пушкарей (Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII века. Т. I. М., 1997. С. 74). Правда, из контекста грамоты не совсем понятно, идет ли речь о пищальниках как пехоте или о пищальниках — прислуге «городового наряда», «стрелцах» из крупнокалиберных пищалей «на собаках». , как не тем, что боеспособность последних для выполнения поставленных перед ними задач была на тот момент вполне достаточной, а «разводить» более дорогостоящих в финансовом отношении стрельцов было невыгодно — слишком дорого. Да и элитарность статуса в этом случае размывается, слабеют те самые личные служебные связи между стрельцами и государем, о которых шла речь раньше.