Валентин Черный - Куликовская битва. Запечатленная память

Первое знакомство с монголо-татарами не оборвалось 1223 г. Их далекие походы остаются в круге внимания русских летописцев. Уже в статье, посвященной Калкской битве, отмечается смерть Чингис-хана, последовавшая в 1227 г. Тут же говорится и о многочисленных татарских завоеваниях: «… иныя же страны ратми, наипаче лестью погубиша» [52] Там же. Стлб. 745. . Под следующим годом сообщается, что болгары «бьени от татар… близ рекы ей же имя Яик» [53] ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 453. . А спустя четыре года, как отмечает русский летописец, татары остановились на зимовье, «не дошедше великого града болгарьскаго» [54] Там же. Стлб. 459. .

Духом реальной военной опасности веет от статьи, помещенной под 1236 г., сообщавшей о покорении Волжской Болгарии и сожжении главного города страны — Болгара. В этой статье впервые летописец обращает пристальное внимание на необузданную жестокость завоевателей: «… и избиша оружием от старца и до унаго и до сущаго младенца…» [55] Там же. Стлб. 460. .

Бежавшие от жестокости кочевников болгары, мордва и буртасы принесли известия о подготовке похода теперь уже не безвестного народа на Русь.

«Чръна [черна] земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна: тугою взыдоша по Руской земли» [56] Слово о полку Игореве / Вступ. ст. и подг. древнерус. текста Д. Лихачева; сост. и коммент. Л. Дмитриева. М., 1983. С. 34. — этот образ печали из бессмертного «Слова о полку Игореве» как нельзя лучше подходит для характеристики обстановки на Руси во времена битвы на Калке. Тяжкое поражение, усобицы, корыстолюбие и другие человеческие пороки, порожденные или усилившиеся в период раздробленности, стали наиболее заметными симптомами «болезни крестьяном», отмеченной в XII — начале XIII в. Еще живы были в памяти картины благополучного прошлого, отразившиеся в «Слове о погибели земли русской»: «О, светло светлая и украсно украшена земля руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми месточестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными зверьми, различными птицами, бещислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля руская…» Еще совсем недавно власть земли русской простиралась «… до угор и ляхов, до чахов, от чахов до ятвязи, и от ятвязи до литвы, до немець, от немець до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоимици погании и за Дышючим морем, от моря до болгарь, от болгарь до буртас, от буртас до черемис, от черемис до моръдви…» [57] Слово о погибели Русской земли // Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С. 130. . И все это было покорно владимирскому князю Всеволоду. А при его сыне Юрии Владимирском уже бежали на Русь под натиском монголо-татар еще совсем недавно зависимые от Всеволода болгары, мордва, буртасы и другие народы. Беженцы приносили на Русь тревожные вести: татары готовятся к походу на Русь, чтобы потом «идти на завоевание Рима и дальнейшего». Эти сведения, полученные на восточной границе Суздальского княжества на исходе 1236 г., дошли до нас в донесениях венгерских монахов-миссионеров [58] Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров ХIII — ХIV вв. о татарах и Восточной Европе. С. 88. .

А уже год спустя дрогнула под ударами захватчиков Рязанская земля и от свирепых пожарищ плавился декабрьский лед, а у границ Владимиро-Суздальского княжества другие тьмы татарских войск ожидали, когда встанут реки — основные зимние дороги — и замерзнут болота.

Не внял мольбам рязанцев о помощи самый могущественный князь Северо-Восточной Руси Юрий Всеволодович, «и сам не пошел и на помощь не послал, хотя о собе сам сотворити брань з Батыем» [59] ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 514–515. . Он, наверное, ожидал, что с окончанием распутицы двинется на Владимир «готовыми дорогами» бывшая настороже новая рать.

Не пришли на помощь рязанцам и южно-русские князья, сохранившие в памяти тяжкое поражение 1223 г. Записав в летопись известие о приходе монголо-татар в рязанские земли, киевляне не преминули напомнить, что эти «безбожные измаилтяне… преже бившеся со князи русскими на Калках» [60] ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 778. .

Лишенные поддержки, рязанцы были обречены. Обступили «поганые иноплеменници» стольный град рязанский, и изнемогли защитники, «крепко бившеся» с врагами пять дней, после чего Рязань была покорена: «… изменися доброта ея и отиде слава ея. Не бе бо во граде пения, ни звона, в радости место всегда плач творяше» [61] Повесть о разорении Рязани Батыем // Памятники литературы Древней Руси. XIII век. С. 194. . Так описал события современник погромов рязанский священник Евстафий, уроженец Корсуня, бежавший из Крыма от нашествия кочевников еще в 1222 г.