Таким образом, появление в византийских источниках утверждения о происхождении Руси от франков вероятнее всего связывать с дипломатией княгини Ольги. У византийских придворных хронистов оно не вызвало возражений. Император Константин VII, однако, не увидел здесь достаточных оснований для допущения брачного союза с русским правящим домом [144] Вряд ли можно полагать, что Константин вообще не поверил тезису о происхождении русской правящей династии с территории франков, поскольку одна из хроник, в которой этот тезис зафиксирован — Хроника Продолжателя Феофана — создавалась под его контролем и даже при его личном участии.
. Возможно, сказалось разное понимание происхождения «от рода франков» русской и византийской сторонами: первая полагала, что для брака достаточно связи (действительной или мнимой) предков Святослава с франкской территорией, Константин же под «благородными родами» франков явно имел в виду узкий круг знатнейших семейств — Каролингов и связанных с ними родством [145] Король Гуго, сват императора, по материнской линии был потомком Карла Великого (см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 354). См. также статью «Возникновение Руси в контексте европейского политогенеза конца I тыс. н. э.» в настоящем издании: С. 13–25.
.
Сын Ольги не женился на византийской принцессе, но ее внук Владимир в конце 980-х гг. взял, как известно, в жены внучку Константина Багрянородного. Братья царевны Анны, императоры Василий и Константин, несомненно, были знакомы с заветами деда [146] Трактат «Об управлении империей» был адресован их отцу Роману.
, в том числе и о допущении браков багрянородных принцесс только с франками; в то же время, византийскому двору 980-х гг. должны были быть хорошо знакомы тексты придворных хроник, содержащие пассаж о франкском происхождении руси (эти хроники получили окончательное оформление в период детства внуков Константина Багрянородного, в 960-е гг.). Не исключено, что «франкское» происхождение Владимира могло сыграть для императоров роль в оправдании, в собственных глазах и глазах византийской знати, брака их сестры с князем «варваров» [147] Здесь уместно вспомнить, что в 967 г. было отказано выдать византийскую принцессу (вероятно, старшую сестру Анны) за сына германского императора Оттона I (будущего Оттона II; см. об этом: Назаренко А. В. Указ. соч. С. 257–260); а ведь это были правители, унаследовавшие владения восточнофранкских Каролингов.
.

Святослав Игоревич и Оттон I: речи перед битвой [148] Впервые опубликовано в журнале: Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2015, № 4 (62). С. 35–40.
В древнерусском Начальном летописании под 971 г., в рассказе о балканской войне Святослава Игоревича, приводятся две речи князя. Первая, краткая, звучит в ходе неудачно вначале складывавшегося сражения с болгарами: « Уже нам здѣ пасти; потягнемъ мужескы, о братье и дружино! » [149] НПЛ. С. 121; ср.: ПСРЛ. Т. 1: Лаврентьевская летопись. М., 1997. Стб. 69; ПСРЛ. Т. 2: Ипатьевская летопись. М., 2001. Стб. 57. Повествование о балканских войнах Святослава входило, скорее всего, в древнейшее ядро летописного повествования, запись которого исследователями датируется концом X или началом XI в. См. об этом: Гиппиус А. А. История и структура оригинального древнерусского текста (XI–XIV вв.). Автореф. докт. дисс. М., 2006. С. 20–26; Михеев С. М. Кто писал «Повесть временных лет»? М., 2011. С. 52–101, 117–123, 222. В дальнейшем для краткости древнерусский вариант изложения речей Святослава обозначается как принадлежащий «летописи».
Вторую Святослав произносит перед битвой с превосходящими силами византийцев: « Видівъши же Русь, убояшася зѣло множества вои; и рече имъ Святославъ: "уже намъ нѣкамо ся дѣти, волею и неволею стати противу; да не посрамимъ землѣ Рускыя, поляжемъ костью ту (вар.: поляжемъ костьми), мертвии бо срама не имут; аще ли побѣгнемъ, то срамъ имамъ, и не имамъ убѣжати, нъ станемъ крепко, азъ же предъ вами пойду; аще моя глава ляжетъ, то промыслите о собѣ". Ирѣша воини: "гдѣ, княже, глава твоя, ту и главы наша сложимъ" » [150] НПЛ. С. 122; ср.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 70; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 58.
.
Рассказ о балканских войнах Святослава в летописи носит легендарный характер. Из сочинения современника событий византийского хрониста Льва Диакона ясно, что военные действия разворачивались совершенно иначе [151] Лев Диакон. История. М., 1988. С. 43–44, 55–59, 66–83.
. Но как раз речи Святослава имеют в повествовании Льва Диакона аналогию. Русский князь, будучи осажден императором Иоанном Цимисхием в Доростоле на Дунае, произносит речь на военном совете перед последней битвой у стен города.
Читать дальше