Павел Уваров - Варфоломеевская ночь - событие и споры

По глубокому убеждению английского проповедника, за кровавыми деяниями Франции стоял Рим, доказательством чего были шумные торжества в столице католического мира по поводу истребления гугенотов в Варфоломеевскую ночь. "Дабы сослужить службу римской синагоге, французы превозносили как прекрасные добродетели свою ложь, предательства, отравления, резню и то, что они перевернули все королевство вверх дном. И чтобы вознаградить их за смелую ночную вылазку в Париже, в их честь тотчас устроили триумфальный проезд колесниц у врат Рима. Весь мир был свидетелем панегириков в их честь и торжественных молебнов… а также множества праздничных фейерверков в честь этой варварской, не-мужской и предательской победы над благородным адмиралом…" [110] Ibid. P. 81. .

Рассуждая о происках Рима, Стеббс обращает свое гневное красноречие против "итальянской колдуньи", королевы-матери Екатерины Медичи, которую он выводит в образе зловещего "зомби", управляемого папой. Но в то же время флорентийка и сама искусно манипулирует французским двором. "Она — душа, которая движет телами короля, монсеньора, их сестры Маргариты и всех высокопоставленных людей во Франции, как тысячью рук, чтобы добиваться своих целей. И когда мы говорим о королеве-матери, мы должны немедленно представить себе не что иное, как тело или сосуд, в котором папа движет ее душой… подобно тому, как некроманты… приводят мертвое тело в движение с помощью нечистой силы. И эта душа Франции, самым яростным образом настроенная против церкви Христовой,, была самой опасной интриганкой в брачных делах ( dangerous ргасticer in marriages )" [111] Ibid. P. 25. . И хотя в организации брака своей первой дочери она, по мнению Стеббса, не слишком преуспела, "поскольку в нем Церковь не совершила прегрешения (ибо они объединяли под одним ярмом своих собственных ослов и ослиц), то в союзе сестры последней с королем Наварры ей повезло больше, ибо наши грехи добавились к ее, поскольку мы соединили одного из наших волов с одной из ее ослиц. В этой трагедии она, естественно, сыграла свою роль…" [112] Ibid. P. 26. . Эта роль, в глазах Стеббса, была ключевой, поскольку Екатерина Медичи стала главным инициатором и режиссером страшного ночного действа в Париже. "Ее дочь послужила приманкой, чтобы завлечь и прельстить тех, кто в противном случае воспарил бы и улетел прочь, став недосягаемым; ее сын, тогдашний король, должен был со всей поспешностью стать "отцом" адмиралу и тем, кто исповедовал [истинную] веру. Тот, кто тогда был монсеньором, а теперь король, принял фальшивое обличье, притворяясь, будто он ужасно недоволен браком и расположением, которое король проявлял к адмиралу и остальным людям веры. Нынешний монсеньор играл детскую, или плаксивую роль… в то время как мать — постановщик этого откровенного спектакля — стояла с книгой в руках на сцене (так оно и было) и диктовала детям и всем остальным актерам, что им следует говорить; последний акт был очень печальным. Король нарушил свою клятву; свадьба королевской дочери была запятнана кровью; король убивал своих подданных; со множеством благородных и честных дворян поступили постыдно; трусы неожиданно настигали смелых в их постелях, невинных предавали смерти, женщин и детей безжалостно поднимали на алебарды, выбрасывали из окон и швыряли в реки; ученых мужей убивали варвары-солдаты; божьих святых целый день и всю неделю волокли на бойню подлые crocheteurs или носильщики; Церковь Христова была разрушена до основания,, и, что хуже всего, тех, кто остался в живых, принудили отречься от их Господа, и младенцы, крещенные перед ликом Христа, теперь снова предались Антихристу. Посему тот, кто любит Церковь, не может не видеть, что эта свадьба не обещала процветания Божьей церкви во Франции… И даст Бог, мы не согласимся на брак с нынешним французским королем и его братом" [113] Ibid. P. 25–26. .

Влияние Екатерины Медичи, по мнению Стеббса, роковым образом сказалось на судьбах дома Валуа, поскольку все потомство Генриха II, рожденное от флорентийки, "было обречено противостоять Евангелию", став ненавистным людям. Впрочем, автор не был снисходителен и к предшественникам Генриха II на французском престоле, но все же главным грехом Валуа, превосходившим любые недостатки прежних королей, в его глазах была борьба с "истинной верой", которую "наихристианнейшие" государи Франции вели "с жестокостью турок". Они — отступники, подобные Юлиану, "их Новый Завет — Макиавелли" [114] Ibid. P. 22, 76. .