Павел Уваров - Варфоломеевская ночь - событие и споры

Брачные хлопоты неожиданно оживились во второй половине 70-х годов в изменившихся политических обстоятельствах. В это время осложнилась ситуация в Нидерландах. Верная своему принципу закулисной поддержки протестантов на континенте, Елизавета оказывала помощь кальвинистам Северных Нидерландов в их борьбе против испанцев, в то время как Южные Нидерланды в поисках политических союзников обратились к ее нареченному «жениху» Алансону, унаследовавшему к тому времени титул герцога Анжуйского. Новоиспеченный герцог Анжуйский был весьма активным авантюристом, охотно ввязывавшимся в любые аферы, сулившие ему обретение собственного престола. Его прельщала идея создать из Южных Нидерландов самостоятельное герцогство, удобно расположенное на границе с Францией, однако для осуществления этого замысла ему не хватало средств. Елизавета I была менее всего заинтересована в усилении французского влияния в Нидерландах, поэтому ей пришлось привлечь герцога и даже посулить финансовую поддержку, чтобы удержать его под своим контролем. Переговоры о браке вновь стали удобной формой продолжения англо-французского диалога, вне зависимости от истинных целей и намерений обеих сторон.

В 1578 г. их возобновил новый французский посол Симьер, представший при английском дворе как воплощение истинно французской галантности, живости и остроумия (за что получил от королевы шутливое прозвище «Обезьяна»). Его миссия продвигалась весьма успешно, поскольку королева, казалось, демонстрировала серьезные намерения выйти замуж. В августе 1579 г. герцог Анжуйский прибыл инкогнито на смотрины в Англию и был принят при дворе с такими знаками внимания, что многие даже в ближайшем окружении королевы поверили в возможность заключения этого брака. Реальность такой перспективы вызвала озабоченность и протесты самых разных кругов английского общества: от придворных фаворитов — графа Лейстера, К. Хэттона, до патриотически настроенного дворянства и пуританских проповедников. Вновь ожили ксенофобские настроения, и, разумеется, апелляция к парижским событиям 1572 г. стала одним из веских аргументов антифранцузской пропаганды. Память о трагической ночи св. Варфоломея не стерлась за прошедшие шесть лет, и мысль о том, что королева-протестантка может сочетаться браком с принцем из вероломного дома Валуа, оказалась невыносимой для убежденных сторонников англиканства.

Одним из первых негативное отношение английского общественного мнения к этой перспективе высказал Ф. Сидни — молодой аристократ, обещавший стать блестящим дипломатом, родственник Лейстера и зять Ф. Уолсингема. Волею судьбы он оказался в Париже в 1572 г. и чудом избежал гибели в ночь св. Варфоломея, навсегда сохранив недоверие к правящему королевскому дому Франции. Сидни взял на себя смелость высказать королеве мнение о нецелесообразности «французского брака», широко распространенное в придворных кругах: в августе 1579 г. он обратился к ней с письмом, в котором убеждал Елизавету в том, что такой консорт «сильно уменьшит любовь, которую истинные верующие питают к ней». «Как будут саднить их сердца», писал он, «когда они увидят, что вы берете в мужья француза и паписта… Все люди хорошо знают, что он — сын Иезавели нашего века, что его брат устроил заклание из свадьбы своей сестры, дабы легче было организовать истребление людей обоих полов, что он сам, вопреки обещанию и благодарности, обретя свободу и свои основные владения главным образом благодаря гугенотам, разграбил Ла Шарите и совершенно уничтожил Иссуар» [98] Miscellaneous Prose of sir Philip Sidney / Ed. K. Duncan-Jones, J. van Dorsten. Oxford, 1973. P. 48. . Присутствие такого человека в Англии, население которой расколото на две религиозные партии, как и во Франции, по мнению Сидни, воодушевит папистов и «охладит любящие сердца» протестантов. Амбиции самого герцога, непостоянного, «влекомого любым ветром, дающим ему надежду», могут подтолкнуть его к попытке реставрации католической религии. Сидни считает это практически неизбежным не только потому, что герцог — «папист», но и потому, что, будучи молодым мужчиной, занимающим второе по положению место в государстве, он захочет, чтобы «все разделяли его убеждения», и постарается навязать их силой. Эту силу не следовало недооценивать, «ибо он сам — принц, имеющий большие доходы, происходящий из самой многочисленной нации в мире, поставляющей множество солдат, к тому же привыкших служить без жалованья, поэтому их может привлечь грабеж; и, без сомнения, в этом случае его брат будет готов помочь ему… чтобы не позволить ему растревожить Францию» [99] Ibid. P. 50. . Не только темперамент и религиозные расхождения, но и патриотические чувства не позволят супругам по-настоящему сблизиться в таком браке, их интересы в публичных делах всегда будут подобны параллельным линиям, которые никогда не смогут пересечься, «ибо он француз и мечтает сделать Францию великой», а королева — англичанка, «созидательница и защитница» истинной веры, «единственное солнце, которое слепит им [католикам. — О.Д .] глаза», «чья цель — величие Англии» [100] Ibid. P. 52. . Письмо Ф. Сидни получило большой резонанс при дворе: как явствует из его слов, адресованных другу, оно распространялось в списках и снискало автору широкую популярность, хотя после обращения к королеве он попал в опалу и был вынужден на время удалиться в свое поместье. Впрочем, Елизавета скоро вернула ему свое расположение.