Станислав Чернявский - Алексей Комнин - спаситель Византийской империи

Но зачем этот союз был нужен Кылыч-Арслану? Султан хотел получить передышку и собраться с силами. Он смирился с потерей западной части своих владений — Никеи, Смирны, Атталии, малоазийской Лаодикеи. Но он сохранил Иконий, получил назад Анкиру. С другой стороны, он не утратил амбиций и содержал крупную армию. Чтобы прокормить аскеров, требовалось много денег. Распустить дорогостоящую армию Кылыч- не захотел. Тогда-то султан и попросил у Мелик-Гази Данишмендида часть выкупа за Боэмунда. Это был способ найти средства на содержание армии. Данишмендид отказал. Кылыч-Арслану не оставалось ничего другого, кроме войны.

Пусть читателя не удивляют кульбиты европейской политики. Своего апогея беспринципность правительств достигнет позже, в XVII веке, во времена войн Людовика XIV Европейские государства будут менять друзей и врагов с потрясающей быстротой, и часто за деньги. Калейдоскоп коалиций и непрерывные войны будут продолжаться вплоть до XX века, когда их остановит ядерное оружие. Война для политиков — это увлекательная игра, в которой, однако, гибнут миллионы людей. В XI веке мы видим то же самое, с тех пор мало что изменилось. Приз в игре — ресурсы и власть.

Выше мы уже говорили, что французский король Филипп был внуком Ярослава Мудрого по материнской линии. Следовательно, Боэмунд II приходился праправнуком великому князю Киевскому. Родственные связи правителей зачастую весьма причудливы.

Анна пишет так: «Возвратясь на родину, эти графы стали живыми уликами против Боэмунда, они называли его обманщиком, в словах которого нет и грана истины, и нередко в лицо укоряли его за ложь. Они обличали Боэмунда во всех городах и областях и выставляли себя как надежных свидетелей». Как видим, и тысячу лет назад информационная война достигала небывалого напряжения. За скупыми фразами хроник — накал интриг и страстей. И это лишь то, что мы знаем. Можно вообразить, насколько напряженными были подковерные интриги между разными государствами. Тем более между суперэтническими гигантами — католическим, православным и мусульманским мирами.

Таковы были порядки при православном византийском дворе. Они мало отличались от порядков мусульман. Знатные женщины редко показывались на людях. Эти запреты привели к тому, что нравственность византийских женщин была несколько выше, чем нравственность католических дам. Достаточно прочесть «Советы и рассказы» византийского полководца Кекавмена, чтобы понять: такое поведение распространялось не только при дворе, но поощрялось и в среде провинциальных помещиков. Аналогичная ситуация была на Руси, когда в ней возникло Московское православное царство. Разумеется, безобразия были всегда; весь вопрос в масштабах. В жестко организованном обществе процент разврата исчезающее мал, хотя чаще всего он проникает как раз в царские покои. Вспомним хотя бы самого Алексея и его любовную связь с императрицей Марией. Но затем Анна Далассина привела в порядок управление дворцом и ввела суровые православные порядки. О разнузданных нравах Константина Мономаха и базилиссы Зои любителям развлечений оставалось лишь вспоминать с тоской.

Следует сказать, что Дрюон ничего не придумал. Он брал описания экзекуций из средневековых хроник. Но это, еще раз повторю, цивилизованный Запад. В тоталитарной Византии действовали иначе. Хватать людей по подозрению и пытать их считалось признаком варварства, унижения личности, а значит, было недопустимо.

Это перерождение можно сравнить с тем, которое пережили австрийцы во время наполеоновских войн. Слабая армия времен Аустерлица и сильная армия при Ваграме — обе они состояли из одних и тех же австрийцев, но боевой дух и организация были другими. Одну армию оказалось разбить легко, другую — почти невозможно. А ведь между Аустерлицем и Ваграмом прошло всего 4 года. Тогда как в Византии между первой и второй войной с норманнами сменилось целое поколение. Разочаровавшиеся во всем ветераны, уничтожившие страну в 1080-е годы, успели состариться и умереть. На смену пришла молодежь. Именно она служила сейчас под знаменами Алексея. Она знала горечь унижений и поражений, горечь распада страны и всеобщего хаоса. Однако эта молодежь готова была сражаться за империю, убивать интервентов и восстанавливать мощь страны. Храбрые и стойкие новобранцы стали опорой Алексея Комнина в этой войне.