Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Прошел год, прежде чем их усилия были вознаграждены. Тогда, удар за ударом, кирка землекопа выставила на всеобщее обозрение большой медный сосуд; открыв его, они обнаружили ошеломительный клад, состоявший примерно из девяти тысяч золотых и серебряных предметов. Хитроумный Шлиман спрятал находку под шалью жены, неожиданно распустил рабочих на сиесту, поспешил в свою хижину, запер дверь, разложил сокровища на столе, любовно сопоставил каждую вещицу с каким-нибудь отрывком из Гомера, украсил жену древней диадемой и отправил сообщения своим друзьям в Европе о том, что он откопал «Сокровищницу Приама» [67] Там же, 41; Ludwig, 139, 165. . Никто ему не поверил; некоторые критики Обвинили его в том, что он сам подбросил предметы на место, где они были найдены; тем временем Высокая Порта в судебном порядке преследовала его за то, что он увез золото за пределы Турции. Но такие ученые, как Фирхов, Дерпфельд и Бурнуф, прибыли на место раскопок, подтвердили сообщения Шлимана и продолжили работать вместе с ним, вырывая из-под земли одну Трою за другой; проблема была теперь не в том, существовала ли Троя, но какая из девяти раскопанных Трой была Йлионом «Илиады».

В 1876 году Шлиман принял решение подтвердить сообщения эпоса с другого направления — показать, что Агамемнон также был историческим лицом. Руководствуясь классическим описанием Греции, которое составил Павсаний [68] Павсаний путешествовал по Греции около 160 г. до н. э. и оставил после себя «Описание Эллады». , он обследовал тридцать четыре шахты в Микенах на востоке Пелопоннеса. Турецкие чиновники прервали его работу, потребовав половину материалов, найденных им в Трое. Не желая, чтобы драгоценная «Сокровищница Приама» была скрыта от людских глаз в Турции, Шлиман нелегально переправил предметы в Государственный музей в Берлине, в пятикратном размере заплатил Порте потребованные ею отступные и вновь принялся за раскопки в Микенах. Он был вознагражден и здесь; увидев, что рабочие выносят к нему скелеты, керамику, драгоценности и золотые маски, он радостно телеграфировал королю Греции о том, что нашел гробницы Атрея и Агамемнона [69] Schliemann, Н., Mycenae, N.Y., 1878, 101–102. . В 1884 году он продвинулся к Тиринфу и — вновь под руководством Павсания — раскопал великий дворец и циклопические стены, описанные Гомером [70] Гомер, «Илиада», II, 559. .

Редко кому удавалось сделать для археологии так много. Его достоинства оборачивались недостатками, потому что энтузиазм и стремление немедленно достичь своей цели подталкивали его к безрассудной спешке, из-за которой были уничтожены или спутаны множество извлеченных из-под земли предметов; вдохновлявший труды Шлимана эпос ввел его в заблуждение, заставив полагать, будто он нашел кладовую Приама в Трое и гробницу Агамемнона в Микенах. Мир науки сомневался в его сообщениях, а музеи Англии, России и Франции еще долго отказывались признавать подлинность его находок. Его утешало титаническое самомнение, и он отважно продолжал копать, пока болезнь не свалила его с ног. В последние дни он колебался, кому молиться — Богу христианства или Зевсу классической Греции. «Агамемнону Шлиману, любимейшему из сыновей, привет! — пишет он. — Я очень рад, что ты собираешься изучать Плутарха и закончил Ксенофонта… Я молю Зевса-отца и Палладу Афину, чтобы они стократно воздали тебе за труды здоровьем и счастьем» [71] Ludwig, 284. . Он умер в 1890 году, устав от климатических тягот, враждебности схоластов и неослабевающего жара своей мечты.

Словно Колумб, он открыл мир более удивительный, чем тот, что искал. Эти сокровища были на много веков старше Приама и Гекубы; эти могилы были не гробницами Атридов, но руинами Эгейской цивилизации в материковой Греции, столь же древней, как минойская эпоха Крита. Сам того не подозревая, Шлиман подтвердил справедливость знаменитой строчки Горация: vixerunt fortes ante Agamemnona — «храбрецы жили и до Агамемнона» [72] В конце его жизни Дерпфельд и Фирхов почти убедили Шлимана в том, что он нашел останки не Агамемнона, но представителя гораздо более раннего поколения. После многих страданий Шлиман отнесся к этому вполне благодушно. «Что? — воскликнул он. — Так это тело не Агамемнона, это не его украшения? Замечательно, давайте назовем его Шульце». С той поры они всегда говорили о «Шульце» (Там же, 256–257.). . Год за годом, по мере того как Дерпфельд и Мюллер, Цундас и Стаматакис, Вальдстейн и Уэйс вели все более обширные раскопки на Пелопоннесе, а другие исследовали Аттику и острова, Евбею и Беотию, Фокиду и Фессалию, земля Греции выдавала призрачные остатки той культуры, что существовала прежде истории. Здесь тоже люди поднялись от варварства к цивилизации, перейдя от охоты и кочевничества к оседлому земледелию, заменив орудия из камня медью и бронзой, воспользовавшись услугами письма и стимулирующим действием торговли. Цивилизация всегда древнее, чем мы полагаем; куда бы мы ни ступили, под нашей ногой будет прах мужчин и женщин, которые тоже работали и любили, писали песни и делали прекрасные вещи, но их имена и само их существование затерялись в равнодушном потоке времени.