Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

Под 1343 г. Серебренниковская летопись сообщает, что после смерти великого князя Андрея Александровича, владевшего Угличем, московский великий князь Семен Гордый «на Углеческое княжение в то же лето посаждает сродника своего из княжескаго рода, из невластодержавных и менших князей, — именем Константин, по реклу Улемца», который княжил здесь 12 лет [586]. Это достаточно редкое прозвище носил князь Константин Федорович Улемец, сын князя Федора Ростиславича Ярославского и Смоленского, умершего в 1299 г. Никаких сведений о нем в летописи не сохранилось. Кроме того, что он был вместе с отцом и братом Давыдом впоследствии канонизирован, мы не знаем — где он княжил, был ли женат и имел ли детей.

После него великим князем Иваном Красным (последний, по летописцу, ошибочно назван сыном Семена Гордого, хотя в действительности был его братом) в 1356 г. на угличский стол был посажен следующий князь, также по имени Константин, который княжил здесь вплоть до своей кончины в 1385 г. «Сей Константин, — добавляет летописец, — бысть от местных княжений владетель прежде черноземских людей» [587]. Таким образом, видим, что и местные угличские летописи, относящие начало московского влияния в Угличе к 40-м гг. XIV в., также ничего не говорят о том, каким способом, а главное — когда этот город был присоединен к Москве.

Некоторый свет на это проливает наблюдение Л.И. Ивиной, отметившей, что неподалеку от города, на месте нынешнего села Прилуки на левом берегу Волги, в XIV в. возникает Рождественский монастырь. Об истории обители за целый век ее существования известен лишь один факт — в 30-х гг. XIV в. в ее стенах принял иночество Павел Обнорский, уроженец Москвы , ставший позднее учеником Сергия Радонежского [588]. Данный факт, хотя и весьма косвенно, все же подтверждает сообщение духовной грамоты 1389 г. Дмитрия Донского о том, что начало московского проникновения в Углич действительно следует относить ко временам Ивана Калиты.

Таким же образом Углич попал под власть Москвы? Прежде чем ответить на этот вопрос, мы должны решить эту проблему — являлся ли в XIV в. Углич самостоятельным городом, имевшим собственных князей, или же частью другого княжества? Для этого мы должны обратиться к «Списку русских городов дальних и ближних».

В целом ряде русских летописей (I и IV Новгородской, Воскресенской, Уваровской и др. [589]) встречается список, начинающийся словами: «А се имена всем градом рускым дальним и ближним», получивший в историографии название «Списка русских городов дальних и ближних». Он представляет собой перечень из более чем 350 городов, разбитых на восемь групп: болгарские, польские, киевские, валашские, литовские, смоленские, рязанские, залесские. Впервые его детально рассмотрел М.Н. Тихомиров. Датировав этот источник 1387–1392 гг., историк полагал, что он мог происходить из новгородских торговых кругов, по своим контактам тесно связанных с различными городами в русских землях и Великом княжестве Литовском. Основанием для этого вывода послужило то, что наиболее ранний из дошедших до нас вариантов «Списка» содержи именно в новгородской летописи [590].

Однако это мнение не нашло поддержки среди историков. Б.А. Рыбаков, обнаружив, что целая группа упомянутых в «Списке» городов именуется как «залесские», полагал, что автора этого источника следует искать «где-то на Киевщине или на Волыни, для которого и Москва и Новгород всегда были Залесской землей» [591]Л.В. Черепнин, возражая им обоим, высказал предположение, что автором «Списка» мог быть один из гостей-сурожан, хорошо знакомых по своим торговым делам с географией русских и литовских земель [592]. Действительно, купцы из крымского города Сурожа (ныне Судак) вели огромную, по размаху, торговлю между Крымом, Русью, Литвой и Ордой отлично знали все торговые пути Восточной Европы, забираясь в самые глухие ее уголки.

Таким образом, видим, что в литературе сразу по выходе статьи М.Н. Тихомирова было высказано несколько предположений об авторстве и целях создания «Списка». Но ни одну из этих версий нельзя признать убедительной. Решить задачу, кто же являлся автором «Списка» и с какой целью он был составлен, можно лишь только тогда, когда будут выяснены принципы, которыми руководствовался его составитель при перечислении городов.

Это осознавал уже М.Н. Тихомиров. Признавая, что нам «неизвестен сам принцип, по которому города помещены в "Списке", он все же высказал предположение, что основой документа могли послужить дорожники и различного рода "хождения". Возможно также, что были использованы не дошедшие до нас чертежи, подобно тому как более поздняя "Книга Большому Чертежу" являлась своего рода пояснением к карте» [593]. Против этого решительно возражал Б.А. Рыбаков: «Общим является… беспорядочное описание городов: в списке рядом стоят города, отстоящие друг от друга на многие сотни километров; переход от одного района к другому бывает совершенно неожиданным. Очевидно, географический порядок не был особенно важен для составителей; мы должны отбросить предположение о том, что эти списки могли быть дорожниками, так как города здесь не следуют друг за другом в порядке каких бы то ни было путей» [594].