Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

Впрочем, эта версия вскоре была оспорена. В 1990 г. Н.С. Борисов отметил в ней серьезный изъян, обратив внимание на опубликованную еще в середине XIX в. статью М.В. Толстого об Успенском Дубенском монастыре. Суть ее сводилась к тому, что Никоновская летопись, источник очень близкий к «Сказанию», дважды упоминает Дубенский монастырь — под 1379 г. и в тексте Жития Сергия, помещенного под 1392 г. В обоих случаях говоря об основании обители. Но есть и существенная различия. В известии 1379 г. сообщается, что игуменом нового монастыря был назначен Леонтий, а судя по тексту Сказания — Савва, оба из учеников Сергия Радонежско [433]. Анализируя эти известия, М.В. Толстой пришел к выводу, что речь идет о двух совершенно разных монастырях Дубенском Стромынском (в 30 верстах на юго-восток от лавры) и Дубенском Шавыкинском, «на острову» в 10 верстах к северо-западу от лавры). Первый из них был основан до Куликовской битвы, второй — после, выполнение обета, данного великим князем. Эти обители объединяло лишь то, что главные храмы в обоих монастырях были в честь Успения-Богородицы, да одинаковое, распространенное, название двух речушек. Второй Шавыкинский монастырь находился в лесной глуши и позднее запустел. Но следы его сохранились еще в середине XIX в., и именно их обнаружил В. Толстой [434].

Попытался Н.С. Борисов опровергнуть и другие аргументы В.А. Кучкина и В.Л. Егорова. Как яркий пример «ненадежности» отнесения свидания великого князя с Сергием именно к 1380 г. обычно относят упоминание в нем фигуры митрополита Киприана, отсутствовавшего в то время в Северо-Восточной Руси. Действительно, ли поздняя Никоновская летопись датирует приезд Киприана в Москву 3 мая 1380 г., то целый ряд ранних летописных сводов, включая реконструированную М.Д. Приимковым Троицкую летопись, относят это событие к 1381 г., то есть после Куликовской битвы. Однако в 1987 г. Ф.М. Шабульдо, на наш взгляд, достаточно убедительно показал, что Киприан все же летом 1380 г. находился в Москве [435].

Упоминание в летописном перечне погибших имени Александра Пересвета без добавления слова «чернец» это объясняется тем, что летописец, вероятно человек церковный, счел неуместным поместить указание на духовный сан монаха среди убитых воевод. Посылка же Сергием Радонежским грамоты на Дон вовсе не отрицает факта поездки великого князя к Троице, хотя бы потому, что эта поездка предшествовала отправке грамоты.

18 августа 1380 г. действительно приходилось не на воскресенье, а на субботу. Но, по мнению Н.С. Борисова, Дмитрий едва ли ездил в Троицкий монастырь «одним днем». Более естественно предположить, что он прибыл к Троице в субботу 18 августа, переночевал и на другой день, в воскресенье, отстояв обедню, отправился назад. При этом в подтверждение того, что свидание состоялось именно в середине августа, он специально обратил внимание на то, что перед отъездом из обители Пересвета и Осляби на подмогу великому князю Сергий Радонежский возложил на них схиму. Схимой именуется монашеское одеяние, в которое облачались монахи, принявшие схиму — высшую монастырскую степень, знаменующую полное отречение от мирской жизни. Принятие схимы сопровождалось наречением нового имени. Обычно оно давалось по имени того святого, память которого праздновалась церковью в день совершения обряда или в один из соседних дней. «Вблизи» 18 августа можно найти и Андрея — это имя получил Ослябя (19 августа — святой воин-мученик Андрей Стратилат) и Александра, которое взял Пересвет; (12 августа — епископ-мученик Александр Команский), Да и сами имена инокам-воинам Сергий, вероятно, дал со смыслом. По-гречески Александр — «защитник», Андрей — «мужественный».

Но не все доводы Н.С. Борисова убедительны. По его расчетам, Дмитрий покинул Троицу 19 августа. За 7–8 часов непрерывной скачки он мог достигнуть лишь Москвы. Пространная летописная повесть сообщает, что русская рать 20 августа вышла из Коломны. Достичь ее в этот день Дмитрий никак не мог, и Н.С. Борисов в своей работе предположил, не приводя никаких аргументов, что русская рать действительно 20 августа двинулась на врага, но только не из Коломны, а из Москвы [436]. Очевидно, историк и сам чувствовал слабость своей позиции по этому пункту.

Поэтому В.А. Кучкин продолжал настаивать на своей прежней позиции и выдвинул в ее защиту ряд новых доводов, самым существенным из которых явилось то, что Дубенский Шавыкинский монастырь, поставленный в честь Куликовской битвы, был посвящен Успению Богородицы — празднику, незадолго до которого произошло сражение на реке Воже. Разгром Мамая приходился на другой церковный праздник — Рождества Богородицы (8 сентября). В селах, возникавших на Куликовом поле, ставились церкви в честь не Успения, а Рождества Богородицы, напоминавшие о победе 1380 г. Поэтому монастырь в честь победы над Мамаем должен был иметь другое посвящение [437].