Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

Исходя из мысли, что в основе «Сказания» лежит достоверное летописное повествование, он полагал, что сведения его вполне достоверны, соответствуют летописным или дополняют их. Вместе с тем в нем можно найти и исторические искажения. Они появились за счет того, что позднейший составитель, переписывая текст и встретив в нем незнакомые ему определения, исправил их по своему разумению. Так, вместо определения «князь Каргаломский» он поместил «князь Каргопольский», поскольку в XVI в. Каргополь являлся одним из крупнейших городов Русского Севера. Встречающиеся в одной из редакций «Сказания» князья Ваньдомские» получились в результате неверного прочтения «князья Андожские и Вадбальские», которые действительно владели небольшими уделами на территории Белоозера. Вместе с тем, соглашаясь, что эти уделы возникли уже после сражения с Мамаем, он предлагал свое выяснение того, как они появились в тексте.

По его мнению, белозерский полк, как и другие княжеские полки того времени, состоял из княжеской дружины то есть воинов-профессионалов, и ополчения, которое набиралось по волостям. Эти отдельные волостные отряды, например кемский, вадбольский и др., составляли подразделения в составе белозерского полка во главе либо с членами семьи Глебовичей, либо другими близкими к князю лицами, например старшими дружинниками, волостными управляющими и т. п. «Упоминание в летописном источнике о каких-то неведомых нам князьях Кемском, Каргопольском, и Ваньдомских или Андомских отражает, по-видимому, деление белозерского войска на более мелкие волостные подразделения, возглавляемые своими военачальниками. Их летописец мог ошибочно называть "князьями"» [415].

Итак, в литературе были высказаны диаметрально противоположные точки зрения по поводу реальности белозерских князей, упоминаемых в «Сказании о Мамаевом побоище». В более широком плане эти разногласия можно свести к проблеме достоверности исторического источника, в какой степени могут быть признаны соответствующими действительности конкретные факты, о которых сообщает «Сказание» [416]?

Все это заставляет нас сделать достаточно большое отступление в сторону от главной темы данной главы и обратиться к вопросу о достоверности «Сказания о Мамаевом побоище». Разумеется, при этом мы осознаем, что эта проблема требует отдельного самостоятельного исследования, в котором были бы рассмотрены все, без исключения, ошибки и неточности, отмеченные исследователями в этом памятнике. Однако недостаток места, а главное, то, что это увело бы нас далеко в сторону, побуждает ограничиться здесь всего лишь одним, хотя и весьма показательным, аспектом этой темы — насколько достоверен в «Сказании» один из центральных эпизодов повествования — встреча великого князя Дмитрия Донского накануне битвы с Сергием Радонежским. На этом примере мы постараемся решить принципиальный вопрос — можно ли верить «Сказанию», или же оно представляет собой лишь собрание полуфантастических рассказов, не имеющих ничего общего с реальностью?

Различные сказания и повести о Куликовской битве создавались на протяжении длительного времени — начиная с конца XIV в. вплоть до XVII столетия. При этом возникает внешне кажущаяся парадоксальной картина — чем дальше по времени от самой битвы создавался рассказ, тем больше в нем появлялось подробностей и деталей. Первые очень краткие рассказы о сражении превращаются в многостраничные повествования, обрастающие все новыми и новыми подробностями.

Все это характерно и для рассказа о свидании накануне битвы Сергия Радонежского и Дмитрия Донского. Известие о нем отсутствует в наиболее ранних летописных сводах и появляется лишь в «Сказании о Мамаевом побоище», возникшем много позже описываемых событий. Оно сообщает, что Дмитрий Донской, готовясь к отражению нашествия, приказал своим полкам собираться в Коломну «на Успение святыа богородица», то есть к 15 августа. К нему пришли рати из разных княжеств. Взяв с собой двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и «вся князи русские», он отправился в Троицкий монастырь «на поклонъ къ отцу своему, преподобному старцу Сергию, благословенна получити от святыа тоа обители». Это произошло в воскресенье 18 августа, в День святых Флора и Лавра. Отстояв службу, Дмитрий хотел было ехать, но Сергий попросил его задержаться и, пока готовили освящение воды, пригласил великого князя к столу. После трапезы игумен торжественно благословил великого князя и «все христолюбивое его въинство». В беседе наедине Сергий уверил Дмитрия, что тот обязательно вернется с победой, и повелел присоединиться к княжеской дружине двум инокам обители, знаменитым впоследствии Пересвету и Ослябе, на которых возложил монашескую схиму. Возвратившись в Москву, великий князь вместе с Владимиром Андреевичем Серпуховским пришел к митрополиту Киприану и поведал о том, что троицкий игумен предсказал ему победу. Митрополит повелел князьям хранить до поры в тайне сказанное Сергием. Спустя несколько дней, в четверг 27 августа русские рати выступили в поход из Москвы [417].