Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

Что же касается другого сына Семена Ивановича — Федора Семеновича, то упоминание о нем в качестве «послуха» мы находим в двух актах первой половины XV в. Это две данные Троице-Сергиеву монастырю — вдовы князя Петра Дмитриевича (сына Дмитрия Донского) Евфросиньи Полиевктовны на село Новое с деревнями в Вышгородском стану Дмитровского уезда и вдовы князя Афанасия Ивановича Шехонского Аграфены и ее детей на небольшой монастырей Святого Николы на реке Шексне. Обе грамоты датируются 1432–1445 гг., по времени игуменства в Троице-Сергиевом монастыре упоминаемого в них Зиновия [236]. Не противоречит известным нам фактам и свидетельство «Летописца» о захоронении князя Федору Семеновича во Владимире «у Богородицы» [237].

Встречается в летописях имя и «игумена Даниила» Судя по всему, им являлся Даниил, епископ Звенигородский и Смоленский, получивший этот сан незадолго до смерти митрополита Алексея (1378 г.) и скончавшийся в Москве в 1397 г. [238]

Дальнейшее знакомство с текстом древнейшей части «Летописца» показывает, что в ней содержатся и другие реалии, относящиеся к последней четверти XIV — первой четверти XV в.

Таково, к примеру, известие о вражде сыновей князя Семена Ивановича: «Князь Андрей с Федором к киевскому и московскому ездили миритися, и помирилися…» Н.М. Карамзин, а вслед за ним и С.А. Семячко считали, что речь идет о «Киевском и Московском князе», как это указывается в поздних списках «Летописца». Но в ранних списках слова «князь» нет. Речь, по всей видимости, должна идти о митрополите киевском и московском, — под этим определением, возможно, скрывалась личность Пимена, находившегося в 1381–1382 гг. в ссылке в галичских пределах на Чухломе [239]. При этом участие духовного иерарха в примирении князей нельзя считать каким-то необычным делом — подобные примеры хорошо известны в это время.

Итак, анализ уже первой статьи «Летописца Воскресенского монастыря» показывает, что упомянутые в ней Лица — князья Семен Иванович Галичский, его сыновья Федор и Андрей, Никита Ветлужский, игумен Даниил вполне могут быть соотнесены с реальными людьми, действовавшими на рубеже XIV–XV вв. Тем самым мы должны признать, что рассказ «Летописца» не является «плодом фантазии автора», как полагала С.А. Семячко, а отражают реально происходившие события. Поэтому нам необходимо, хотя бы приблизительно, реконструировать действительную хронологию основных отображенных в древнейшей части памятника событий.

«Летописец» начинается с того, что «приехали из Орды вси князи рустии, и досталось в удел князю Семену Ивановичу Кострома да Галич, и князь жил год и преставился». Конечно, говорить о том, что князю Семену достались «в удел» в конце XIV в. Кострома и Галич, не приходится. Но что же имел в виду автор этого известия, когда говорил об «уделе» князя Семена? Для этого мы должны вновь возвратиться к фрагменту из «Слова о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», помещенному в Списке Дубровского IV Новгородской летописи. В нем рассказывается, что перед кончиной Дмитрий Донской потребовал от своих «вернейших» бояр, среди которых был и князь Семен Иванович Галичский, заботиться о княгине: «и се предаю вамъ княгиню свою…» [240].

В чем же выражалась эта забота? Из духовной грамоты Дмитрия 1389 г. видим, что его вдова Евдокия из уделов своих сыновей получала в пожизненное владение ряд волостей. В частности, ей достались «оу князя оу Василья… ис Костромы Иледам с Комелою, а оу князя оу Юрья из Галича Соль» [241]. Понятно, что княгиня должна была управлять выделенными ей волостями. Разумеется, управление ими она осуществляла не лично сама, а через специально назначенных наместников, одним из которых, очевидно, и был князь Семен Иванович Галичский, управлявший ее галичскими и костромскими волостями. При этом его статус, как «вольного слуги», был выше, чем у обычных княжеских наместников, и он мало зависел от того князя, в уделе которого находились эти волости. Об этом, в частности, свидетельствует все та же духовная грамота 1389 г. московского великого князя: «А хто моих бояръ имет служити моей княгине, техъ бояръ, дети мои, блюдите с одиного» [242]. Видимо, этот особый статус Семена Ивановича Галичского и имел в виду автор «Летописца», когда говорил об «уделе» князя Семена.

Под 1392 г. русские летописи сообщают о поездке в Орду сына Дмитрия Донского, великого князя Василия Дмитриевича. Кхану он отправился 16 июля [243], а обратно на Русь вернулся в октябре того же года [244]. Летом предшествовавшего 1391 г. хан Тохтамыш потерпел поражение от Тимура, остро нуждался в деньгах и с целью их сбора вызывал в Орду и других русских князей. В частности, сохранилось известие летописца о возвращении из Орды в 1391 г. князя Бориса Константиновича Нижегородского (из рода суздальских князей) [245]. Отсюда становится понятным, что, говоря о возвращении из Орды «всех» русских князей, автор «Летописца», очевидно, имел в виду осень 1392 г., когда от хана вернулся великий князь Василий Дмитриевич. Поскольку после этого князь Семен Иванович Галичский прожил еще год, его кончину следует отнести к 1393 г.