4. Пункт XII «Правил» был не только новым, но и в значительной степени уникальным. В нем российская сторона прямо заявила о том, что «не преминет сообразоваться в своих распоряжениях с общим духом начал», изложенных в Брюссельской декларации 1874 г. «О законах и обычаях войны» (приложение 3). Правда, последняя не имела силы формального международного обязательства !Тем не менее, Петербургу во многом удалось претворить в жизнь и это заявление, хотя оно изначально было обставлено рядом оговорок: «по мере возможности», «под условием взаимности» и насколько положения эти окажутся применимы «по отношению к Турции и согласны с особенной целью настоящей войны».
Вместе с тем, отдавая должное прогрессивному, в целом, характеру «правил», нельзя не заметить, что приняты они были с некоторым опозданием [21] Для сравнения заметим, что в 1914 г. аналогичные Правила были утверждены главой государства 28 июля, т. е. через 9 суток после того, как Германия объявила войну России.
. Хотя противоречия между Россией и Портой неуклонно обострялись, начиная уже с лета 1875 г., к разработке «Правил» в МИД приступили, скорее всего, уже после открытия военных действий. во всяком случае, так заставляет думать тот факт, что главы Военного и Морского министерств смогли ознакомиться с проектом данного документа не ранее 3 мая 1877 г. [22] РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 3546. Л. 1–5.
Примерно то же можно сказать и в отношении базового нормативного правового акта о военнопленных. Поскольку в предвоенный период ни одно из заинтересованных ведомств, за исключением разве что МИД, не вело в этом направлении практически никаких разработок, к 12 апреля 1877 г. Россия располагала лишь «положением о пленных» от 16 марта 1854 г., принятым в начале Крымской войны и еще в 1855 г. признанным устаревшим [23] РГВИА. Ф. 395. Оп. 111. 1856 г. 2-е Отделен. Д. 375. Л. 3.
. при этом настолько устаревшим, что в 1877 г. Петербург не счел возможным использовать его даже в качестве временного руководящего документа.
В условиях продолжительного отсутствия конкретных указаний, армейскому и флотскому командованию на театрах военных действий не оставалось ничего иного, как принимать решения, руководствуясь нормами обычного права и собственным правосознанием. К примеру, уже в середине апреля 1877 г. приказом ГК на Балканском ТВД 38 подданных Османской империи, проживавших в тыловом Кишиневе и заподозренных в шпионаже, были высланы в административном порядке под надзор полиции сначала в Воронеж, а потом и в Пермскую губернию, где они оставались вплоть до конца войны (хотя убедительных доказательств их шпионской деятельности обнаружить так и не удалось) [24] РГИА. Ф. 1286. Оп. 38. Д. 154. Л. 1; РГВИА. Ф. 400. Оп. 3. Д. 2038. Л. 237.
.
В качестве другого примера можно сослаться на действия командующего войсками Одесского военного округа генерал-адъютанта В. С. Семека. Так, 14 апреля 1877 г. в Одессу, еще не зная о начале войны, зашло турецкое торговое судно «Мурад-Бахри», попавшее накануне в шторм и лишившееся всех якорей. Небезынтересно отметить, что В. С. Семека счел целесообразным признать турок… потерпевшими бедствие на море. Поэтому он не только разрешил капитану судна исправить повреждения и беспрепятственно покинуть порт, но и передал на «Мурад-Бахри», в качестве своего рода спасательной услуги, несколько пудов сухарей [25] РГА ВМФ. Ф. 243. Оп. 1. Д. 8099. Л. 8.
.
Позднее, столкнувшись с запросами флота о том, как следует поступать с моряками турецких торговых судов, захватываемых русскими крейсерами, В. С. Семека 12 июня 1877 г. предписал считать военнопленными только те экипажи, которые при задержании окажут вооруженное сопротивление, а всех прочих, по усмотрению командования Черноморским флотом, «высылать установленным порядком внутрь империи или оставлять на месте под надзором полиции». предписание это противоречило складывающейся в стране системе законодательства о пленных, и в сентябре 1877 г. МИД потребовал его отмены на том основании, что команды торговых судов должны признаваться военнопленными безусловно [26] Там же. Д. 8088. Л. 11–13; Д. 8111. Л. 23.
. Впрочем, объективности ради заметим, что на кораблях Черноморского флота и до сентября 1877 г. с рассматриваемым документом считались далеко не всегда. Факты свидетельствуют о том, что в одних случаях турецкие моряки становились военнопленными и тогда, когда не предпринимали даже попыток сопротивления (например, захваченный в июле 1877 г. и интернированный в Воронеж экипаж шхуны «Осман-Гази»). в других — командиры крейсеров, не желая обременять себя пленниками, просто высаживали турок на побережье, контролируемое противником [27] РГА ВМФ. Ф. 243. Оп. 1. Д. 8111. Л. 14–16, 18, 20–22.
.
Читать дальше