Виталий Познахирев - Турецкие генералы и адмиралы в русском плену (XVIII - XX вв.)

Расставаясь с оружием, паши обычно произносили несколько слов о «непостоянстве судьбы» и «воле Всевышнего». Кто-то в последний раз пытался добиться права вернуться под юрисдикцию Турции. Кто-то выражал надежду на то, что в лагере русских он встретит достойное обращение. Иные прямо заявляли, что считают плен для себя «позором» и даже высказывали сожаление по поводу того, что остались живы. Другие хотели непосредственно от противника услышать подтверждение тому, что они до конца исполнили свой долг. Так, Бекир-бей [27], передавая адмиралу Д. Н. Сенявину флаг, заявил: «Если судьба заставила меня потерять мой флаг, то не потерял я чести и, надеюсь, что победитель мой отдаст мне справедливость и засвидетельствует, что я защищал его до последней крайности» [61].

Как бы ни старались паши выглядеть невозмутимыми, некоторым из них не удавалось скрыть эмоции, особенно раненым и лицам преклонного возраста. К примеру, Гаджи Салех-паша [56] всплакнул, когда окончательно убедился в том, что ему отказано в праве «свободного выхода». Васиф Мегмет-паша [64] сделал то же самое, увидев, как победители берут в руки знамена частей Карского гарнизона [62].

«Желая преподать способы к утешению их участи», русские возвращали генералам сабли; выражали восхищение ( зачастую, абсолютно искреннее!) военным искусством своих пленников и, особенно, стойкостью их подчиненных; убеждали османов в том, что в России все «уважают храбрых и доблестных врагов», а значит — постараются скрасить им тяготы плена.

Одни паши отвечали на это короткими благодарностями, а то и угрюмым молчанием. Другие смягчались и начинали говорить. В основном, хвалили таланты российского командования, боевую выучку войск противника и качество русской артиллерии. Некоторые повествовали о своих прежних заслугах или, явно переоценивая собственную значимость, утверждали, что в их лице Османская империя потеряла своего лучшего полководца. Многие ударялись в критику, объектами которой становились иногда собственные подчиненные, иногда — командиры соседних соединений, но чаще — непосредственные начальники, благодаря «идиотским» приказам и действиям которых они теперь вынуждены «испить горькую чашу плена». Наконец, были и те, кто не останавливался перед самыми широкими обобщениями и огульно упрекал своих соотечественников в недостатке разума [63].

Отдельные военачальники более или менее откровенно заявляли о своих возможностях как посредников в будущих мирных переговорах, а заодно и пытались «оттеснить конкурента». Так, 21 августа 1739 г. Б. К. Миних писал императрице, что по уверениям Колчак-паши [4] он «у великого султана более кредита имеет, нежели прежде взятый Яхья-паша, и обнадеживает ежели ему писать позволено будет, скорее Порту к миру склонить, ибо по его объявлению три бунчука достал он чрез свою саблю, а Яхья-паша чрез женитьбу на визирьской дочери» [64].

• По данным, которыми мы располагаем, пленные османские генералы не подвергались личному обыску, каких-либо документов непосредственно у этих людей не изымалось. Что же касается их допросов, то, судя по изученным нами архивным материалам и опубликованным источникам, сама мысль о том, что пленного генерала можно допрашивать, долгое время (по крайней мере, до конца XIX в.), кажется, вообще не приходила русским в голову. Конечно, такие военачальники, как Б. К. Миних, Г. А. Потемкин, Н. Н. Муравьев, великий князь Николай Николаевич Старший и др., обычно не упускали случая побеседовать с высокопоставленными пленниками. Однако беседы эти касались, в основном, общих знакомых, «дней минувших», будущего мироустройства и т. п., почему считать их «допросами», как в истинном значении этого слова («выведывание», «допытывание»), так и в метафорическом, нет никаких оснований. В этой связи довольно характерной выглядит следующая фраза из частного письма капитана 2 ранга Г. И. Бутакова, написанного им вскоре после Синопского сражения: «Много обстоятельств, не клонящихся к чести турецких морских сил, сделались известными нам, но только, конечно, не через (вице-адмирала — В.П.) Осман-пашу, командиров (кораблей — В.П.) или офицеров (Курсив наш — В.П.)» [65].

Впрочем, отдельные попытки в этом направлении все-таки предпринимались. Так, 20 июня 1829 г., вскоре по окончанию сражения близ с. Милли-Дюз, генерал И. Ф. Паскевич обращался к пленному Хаки-паше [55] с просьбой указать местонахождение продовольственных и боевых припасов его разгромленной армии. «Избавьте меня на старости лет от тягостного унижения, — ответил паша. — Вы сами найдете их». На этом «допрос» был закончен.