Ярким свидетельством этого процесса является уже упоминавшееся летописное известие об «уставлении» Ярославом Ростовской земли после подавления антифеодального восстания в 1024 г. «Уставить» — значит дать устав или уставы. Какие же уставы дал Ярослав Ростовской земле? Обращаясь к известным в настоящее время древнерусским княжеским уставным грамотам [287] См. академическое издание этих уставов. — Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / Изд. подготовил Я.Н. Щапов. М., 1976.
, аналогию не дошедшим ростовским Ярославовым уставам можно усмотреть, пожалуй, лишь в Уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича 1136/37 г. местному собору св. Софии, содержащей разверстку дани на определенные территории [288] Там же. с. 147–148. Последнюю характеристику Устава князя Святослава Ольговича 1136/37 г. см. в работе А.В. Кузы ( Куза А.В. Новгородская земля. — В кн.: Древнерусские княжества X–XIII вв. М., 1975, с. 156–164, 166). Весьма привлекательной представляется точка зрения А.В. Кузы, расшифровывающего летописные упоминания (под 1228 и 1230 гг.) новгородских «Ярославлих грамот» как ссылки на уставы XI в. Ярослава Мудрого «с перечнем территорий, погостов и становищ, где взималась дань и вершился суд…» (Там же, с. 162).
. В условиях острого недовольства феодально-зависимого населения Ростовской земли Ярослав, по-видимому, вынужден был пойти на строгую фиксацию размеров дани. Фиксация дани должна была сопровождаться точным указанием пунктов, где эта дань взималась. Уже А.Н. Насонов связывал «уставление» Ростовской земли Ярославом в 1024 г. с организацией здесь погостов [289] Насонов А.Н. «Русская земля»…, с. 178.
. Мысль А.Н. Насонова представляется вполне вероятной. Во всяком случае, в 70-х годах XI в. погосты как центры сбора дани в Ростовской земле уже существовали [290] НПЛ, с. 192; ПСРЛ, т. 1, стб. 175; т. 2, стб. 164.
. Таким образом, возникновение древнерусского княжеского центра в Волго-Окском междуречье, что само по себе свидетельствовало об определенном уровне стабилизации подвластной этому центру территории, быстро привело к вполне определенному феодально-административному делению последней, произведенному в интересах как местной знати, так и знати южной «Русской земли».
Судьба Ростовской земли по смерти Ярослава Мудрого вырисовывается с трудом. Согласно одной из статей, помещенной под 989 г. в Новгородской первой летописи младшего извода, своим наследством сыновья Ярослава поделились следующим образом: «взя болшии Изяславъ Кыевъ и Новъгород и иныи городы многы Киевьскыя во предѣлех; а Святославъ Черниговъ и всю страну въсточную и до Мурома; а Всеволод Переяславль, Ростовъ, Суздаль, Бѣлоозеро, Поволожье» [291] НПЛ, с. 160, см. также с. 469.
. Как видно из приведенной записи, Ростовская земля оказалась в руках любимца Ярослава Всеволода. Это свидетельство, как и сообщения записи о владениях старших Ярославичей, в целом не противоречит показаниям древнейших источников [292] Впрочем, одно противоречие в перечне владений Ярославичей все-таки есть. Если Святославу достались Чернигов и вся восточная страна вплоть до Мурома, то по смыслу последних слов ему должен был принадлежать и Курск. Между тем Курск в конце 60-х годов XI в. — в руках Всеволода, а в 90-х годах XI в. — у его внука Изяслава и только позднее переходит к потомкам Святослава.
. Д.С. Лихачев полагает даже, что перечень земель, принадлежавших Изяславу, Святославу и Всеволоду, отразил сведения Начального свода конца XI в., предшествовавшего Повести Временных лет [293] Повесть Временных лет, т. 2, с. 389.
. Однако статьи, в том числе и статья «А се по святомъ крещении, о княжении Киевьстѣмъ», из которой взят приведенный выше отрывок о разделе Ярославичей, помещенные в Новгородской первой летописи младшего извода под 989 г., составлены не ранее XV в. Поэтому не исключена возможность, что запись о разделении территории Древнерусского государства между сыновьями Ярослава Мудрого — результат работы позднейшего книжника, обобщившего материал своих источников. Думается, что А.Е. Пресняков, считавший эту запись представлением последующих поколений и, во всяком случае, не разъясняющей перипетий раздела, был ближе к истине [294] Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси. 1П6., 1909, с. 42, примеч. 1.
.
Если не опираться на указание Новгородской I летописи, как не вполне надежное, то остаются два свидетельства о владельческой принадлежности Ростовской земли в 60–70-х годах XI в. Это краткая без даты заметка Владимира Мономаха в своем «Поучении» о поездке в Ростов: «первое к Ростову идохъ сквозѣ Вятичѣ, посла мя отець, а самъ иде Курьску» [295] ПСРЛ, т. 1, стб. 247.
и летописный рассказ о сборе дани: Яном Вышатичем на Белоозере и восстании в этом районе волхвов, помещенный под 1071 г. в Новгородской I летописи младшего извода, Лаврентьевской и Ипатьевской летописях [296] НПЛ, с. 192–195; ПСРЛ, т. 1, стб. 175–179; т. 2, стб. 164–168.
. Оба свидетельства настолько отрывочны и неопределенны, что даже такой вдумчивый интерпретатор источников, как А.Е. Пресняков, вынужден был признать отсутствие «возможности отчетливо разграничить, территориально и хронологически, владельческие права Святослава и Всеволода на русском северо-востоке» [297] Пресняков А.Е. Княжое право…, с. 41–42.
. Тем не менее нельзя совершенно отказаться от попыток прояснить историю Ростовской земли во времена Ярославичей.
Читать дальше