Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

В чем они заключались?

1. Меньшевики — не чурались сотрудничества, если это шло на пользу рабочим и рабочему движению. Ленин — не только никогда и ни с кем не сотрудничал — он был мастером размежеваний. Ленин в принципе считал сотрудничество вредным и опасным, а вот вражду — насаждал и поддерживал. Политическое кредо Ленина можно было описать двумя фразами. Первая — чем хуже России, тем лучше (тем вероятнее в ней произойдет революция). И вторая — кто не с нами, тот против нас. Меньшевики были типичной европейской социал-демократической партией, которую можно пустить и в парламент. Ленин — был политическим уголовником.

2. Обе партии — участвовали в революции 1905 года, видели ее провал — но выводы сделали кардинально разные. Меньшевики решили, что в будущем не нужно быть слишком радикальными, чтобы обеспечить возможность сотрудничества с буржуазией в борьбе против правительства. Большевики сделали вывод, что Маркс был не прав относительно порядка революций, и надо быть еще более радикальными, снося не только правительство, но и буржуазию. То есть, необходимы еще более радикальные лозунги и действия не только против правительства — но и против буржуев.

Л. Хеймсон. Меньшевизм и большевизм.

Несмотря на трагические заключительные ноты, выводы, изложенные Мартовым в статьях лета 1905 г., совпадали с оптимистическим сценарием, нарисованным Даном и Мартыновым в октябре, в одном существенном положении. Оно состояло в том, что без поддержки — не говоря уже о сопротивлении — со стороны буржуазии, революционная борьба российского пролетариата того времени была осуждена на провал при отсутствии революционного процесса в форме социалистической революции на Западе. В дальнейшем развитии меньшевистского движения это предположение осталось сутью политического кредо всех его течений, несмотря на их иногда существенные политические разногласия, вплоть до Октябрьского переворота 1917 г.

3. Меньшевики считали, что революция должна начаться и уже после ее начала — в ходе демократического процесса должна выработаться та форма, которая послужит фундаментом новой системы власти. Большевики считали, что сначала необходимо создать прототип новой системы власти, организацию, которая эту власть готова будет взять в виде партии, спаянной железной дисциплиной — а потом уже эту власть брать.

Причем большевики считали, что для большей спаянности и решительности — политическое подполье не только может, но и должно отрезать себе все пути к достижению договоренностей с другими участниками политического процесса, и не только самодержавием, но и буржуазией и легальными политическими партиями. А для достижения этого — подполье может и должно заниматься уголовной и террористической деятельностью.

То есть, распространенное мнение о том, что Ленин в отличие от эсеров отказался от индивидуального террора как политического средства не совсем верно. Ленин действительно не верил, что убийство одного или нескольких политиков или жандармов или полицейских способно приблизить революцию. Однако он считал, что революционной ситуации можно достичь противоправными, нелегальными методами, и для этого надо иметь в своем распоряжении не легальную парламентскую политическую партию, а небольшую политическую группировку тоталитарного типа, которая внедрена в более широкие структуры рабочего движения, контролирует их изнутри, а ее члены повязаны между собой совершением преступлений и готовы совершать новые преступления во имя революции (и совершали — разбои Камо и Сталина на Кавказе, интриги вокруг наследства фабриканта Шмидта…).

Л. Хеймсон. Меньшевизм и большевизм.

Таким образом, разница в тактическом подходе меньшевиков и большевиков в период Первой русской революции существенно в дальнейшем увеличивалась между этими двумя течениями по отношению к оценкам существа и динамики всех политических процессов. Для большевиков захват и эксплуатация политической власти во всей их полноте и потенциале стали представлять сами по себе, если не окончательную цель, то, во всяком случае, решительный рычаг для уничтожения старого и установления нового политического, социального и экономического порядка. Для меньшевиков, наоборот, революционная политика вообще и политическая власть в особенности стали представляться как отражение, а не только как главный инструмент, более глубоких трансформаций в структуре общества в целом и в политическом самоопределении, мобилизации и организации рабочих, в особенности в их борьбе за социальный, экономический и даже психологический перевес над другими политическими силами и социальными группами в разгар революционного процесса.