Владимир Ткаченко-Гильдебрандт - Мистические культы Средневековья и Ренессанса

Теперь о доктринальной основе этих манихеев или к атаров-альбигойцев. Она любопытна в том, что полностью подводит итог дуализма Манеса. Чтобы придать своему тезису больший вес, я позаимствую высказывание у господина Маттера [347]: « Катары-альбигойцы признают двух творцов: одного – доброго , создателя невидимых вещей; другого – злого , создателя видимых вещей; два противоположных кодекса: Ветхий Завет и Новый Завет; двух Христов: одного – злого , земного и видимого, бывшего другом Магдалины, родившегося в Вифлееме и умершего на кресте в Иерусалиме; другого – доброго , который ни облачался материальной плотью, ни ел и ни пил, являясь видимым в нашем мире лишь духовно в образе Святого Павла . Он родился и был одинаково распят, но это происходило в другом невидимом для нас мире».

Нет никакого сомнения, что катары являлись павликианами, равно как и древними гностиками, ибо многие катары, сожженные в Кёльне, исповедовали, что их доктрина восходила к первым мученикам, утвердившись изначально в Греции [348].

Что касается богомилов или манихеев-павликиан [349] Востока, то можно точно проследить периоды их существования: в 1118 году их глава Василий предан смерти повелением Алексея Комнина; в 1140 году имевший место в Константинополе синод осудил к сожжению книги Константина Хрисомала, которые преследовались и жадно перечитывались в еретических сообществах, поскольку содержали доктрины секты [350]. К 1180 году для богомилов устанавливается период наибольшей терпимости: их оставляют в покое в столице и других областях империи, и они смело поднимают голову во многих провинциях Азии. Когда в 1226 году Константинопольский патриарх Герман переносит свою резиденцию в Никею, то встречает там многочисленную и решительную партию богомилов, против которых по недостатку сил произносит лишь пылкие проповеди [351].

Сравнив между собой доктрины богомилов и катаров, приходишь к выводу об их совершенной идентичности: итак, то же самое различие доброго начала от злого; то же самое осуждение Ветхого Завета как произведения Сатаны [352]; то же самое воззрение, что Иисус Христос облачался лишь видимым телом [353]; то же самое отвержение водного крещения для крещения духом [354]; то же самое презрение к браку [355]; то же самое отвращение к животной пище [356]; тот самый же отказ верить в реальное присутствие в Евхаристии Тела Крови Христовых [357]; наконец, то же самое презрение к иконам и кресту [358].

Мне остается теперь изучить последний вопрос: узнать, что произошло с манихейскими доктринами Востока и Запада по истечению времени, в которое мы их оставляем.

Преследования манихейства во Франции имели самый ожесточенный характер, нежели повсюду в иных местах [359]: мы являемся учтивой нацией , у которой добро и зло всегда выражалось слишком экспансивно! Костры, куда бросали катаров, пылали еще в XIV столетии; но сострадание и цивилизованность уже начинали играть свою роль в общественных настроениях: Климент V [360] ознаменовал свое восшествие на престол понтифика приведением инквизиции в умеренные рамки [361]. Однако ошибка была совершена, сделавшись присущей эпохе: она заключалась в унижении всех возвращавшихся в лоно Церкви либо поражением в общественных правах, либо клеймлением желтыми крестами на одеждах [362]. Что означало держать их вне закона, оставляя мишенью для народной глупости; но манихейское население было скорее подавлено, чем покорено, и этим объясняется рвение, с которым оно приняло реформу [363], предоставившую ему определенные точки взаимного соприкосновения [364]: подобным образом же предлагается маленькая ветка несчастному в опасности – он хватает ее и сжимает с жаром упования и спасения. Никогда больше, начиная с Симона Мага , враждебное единство так не ополчалось против апостольского единства: все было сосредоточено, чтобы навредить последнему. Этот новый огонь разгорелся из долгих искр манихейских костров – и расплескалась ненависть против Церкви, по словам Боссюэ [365], и Сатана больше уже не нуждался в манихействе .

Манихейство растворилось в XV столетии в Европе в Реформации. Посмотрим его фазы на Востоке. В XII веке манихеи-богомилы должны были существовать там преследуемыми, как и катары на Западе. В действительности, что мы видим и как им противостоит патриарх? Только проповедью [366], и это все. Но больше того, если какие-нибудь обольщенные этой ересью епископы и лишались своих кафедр [367], то к чему был приговорен упорствующий в ереси монах? К сбриванию бороды . И еще: один более милосердный патриарх дал свободу этому монаху и позволил ему проповедовать свою доктрину [368]. Все это доказывает одно или другое из двух вещей: либо крайнее безразличие в религиозных вопросах, либо чуть ли не всеобщую тенденцию к манихейству в этих краях. Я весьма охотно останавливаюсь на последней гипотезе, ибо секта тогда сильно распространилась как в Вифинии, так и в Каппадокии [369] и, придя оттуда в Сирию, обрела благосклонность мусульман, которые в принципе терпимо относятся ко всяким манихейским сектам [370]; впрочем, арабы в лице манихеев имели союзников против греческих императоров. Между доктринами Манеса и ислама существует как бы чувство общего происхождения, пусть отдаленного и скрытого [371]. Магомет, который с тринадцатилетнего возраста сделался заметным благодаря своему наблюдательному рассудку [372], бывал с караванами в Сирии, Египте и Палестине: повсюду он изучал нравы и религию, вел беседы с несторианским монахом Сергием, а по другим данным, и с сиро-яковитом Батиром (Batyras) . Возвратившись из своих долгих странствий, во время досуга от мистической и созерцательной жизни, Магомет предавался размышлениям в пещере горы Хира (Hera) , находящейся в одном лье от Мекки; он вызывал в своей памяти то, что наблюдал в бесконечном количестве сект, в которых сирийский гностицизм играл главную роль; горя желанием привести арабов к изначальной религии, он встречался с самими гностиками в своих собственных концепциях. Так, господин де Сегюр [373] говорит: «В Алькоране находишь странное смешение еврейских и христианских доктрин. Следуя этой книге, существовало только шесть великих пророков: Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус и Магомет; последний самый выдающийся из всех. Сверх того, эта книга утверждает, что евреи, думая, что убивали Иисуса Христа, поражали только призрак, тогда как Его тело вознеслось в небеса ». По одним цитатам можно судить, что я сделал и в примечаниях, об определенном виде гностического синкретизма, на котором замешан ислам.