Владимир Ткаченко-Гильдебрандт - Мистические культы Средневековья и Ренессанса

Брат Иаков из диоцеза Труа (Troyes), имея большое замешательство перед отречением, увидел длинный меч, которым ему угрожали, и трижды вскричал: «Я отрекаюсь от нашего Господа, поскольку вы этого хотите» [158]. Жилле д'Энкрей (Gillet d’Encrey) из диоцеза Реймса (Rheims), когда ему предложили отречься, ответил, что не сделает этого, даже если ему отрубят голову [159]. Когда им предлагалось разделить свои постели с братьями, некоторые думали в своем простодушии, что это делалось с благой целью предотвращения недостатка постелей [160]; и если даже имеются признания крайней тяжести на сей счет [161], я поспешу сказать, к чести наших рыцарей, уже и так тяжко скомпрометированных, что эти признания ограничиваются малым числом. Согласно их разнообразным характерам или более или менее опрометчивой ревности в исполнении испытаний, наконец, в соответствии с их невинностью или развращенностью, посвятители были жестки, требовательны или, наоборот, сдержанны и терпимы [162]. И все же, следя за действиями посвятителей, свидетели обладали большим или меньшим усердием для верного исполнения мистерий посвящения, и проявление снисхождения было рискованным [163]. Хотя и нет открытого изобличения, несмотря на тихое неодобрение большинства братьев этим кощунственным практикам, навязанных поначалу им ими же самими. Отдельные посвятители доходили до того, что говорили профессу: «Отрекайся, по крайней мере, устами» [164]. Другие говорили посвящаемому: «Делай это, и ты исповедуешься» [165]. Некоторые братья хотели идти в Рим умолять о прощении и просить о вступлении в другой религиозный орден [166]; другие лишились покоя из-за того, что не могли исповедаться у капелланов ордена или епархиальных священников [167]. Порой даже кажется, что иные посвятители, если замечали, что их посвященные какое-то время после находились в подавленном состоянии, убеждали их не воспринимать всерьез все произошедшее [168]: по мнению последних, это было лишь испытание послушания, не имевшее никакого последствия для веры [169].

Выражение «Священные комедии» , которым господин Мишле определяет мистерии Ордена Храма [170], быть может, является довольно мягким; со своей стороны, думаю верным, особенно когда вижу одного из посвятителей посреди этих отвратительных мистерий, рассматривать их в высшей степени как насмешку ! И действительно, когда Ж. де Бюффарам (J. de Buffarem) , оруженосец ордена, принимался в часовне Тампля в Шам-Аллеман (Champ-Allemand) диоцеза Невер (Nevers) , Райно де Бринон (Raynaud de Brinon) , один из свидетелей, ему говорит, смеясь, чтобы преодолеть его отвращение к отречению от Христа и плевку на крест: «Не заботься об этом, это всего лишь шутка» [171]. Можно удивляться как такие тяжкие тайны пребывали долгое время погребенными в душах, которых они иссушали [172]; но прекращаешь удивляться, если начнешь размышлять над суровостью дисциплины, об опасности, окружавшей разоблачителей [173], о тяжести клятвы, о преданности послушанию, о страхе оказаться нечестивцем и ренегатом, не будучи таковым на самом деле, и, наконец, о чувстве позора, что молва о стольких безобразиях могла бы отразиться на всем ордене, покрыв каждого из его членов насмешкой и бесчестьем [174].

Прежде чем решить вопрос о степени виновности ордена, надеюсь, читатель будет поражен одной вещью: тоном наивности и бесконечным разнообразием форм и обстоятельств признаний. Таково изучение нравов, несущее самый полный отпечаток правдивости. Это хотелось бы сравнить с совокупностью малого числа отрицаний и их, наоборот, поразительным однообразием: это похоже на записки, продиктованные по одной утвержденной бумаге, до такой степени несут они отпечаток официального и согласованного .

Королевские комиссары сначала ошеломили обвиняемых и, порой, вырывали из них свидетельские показания применением насилия, хотя тамплиеры и, в частности, их великий магистр протестовали [175], и когда они оказались в присутствии высоких церковных сановников [176], ведущих обсуждения спокойно и осторожно, то вновь обрели уверенность, и их свидетельские показания прониклись полной свободой. Опираясь именно на эти достойные доверия показания, я изучил большой процесс, который не должен впредь, как мне представляется, оспариваться, благодаря важному документу , чем я постарался обеспечить науку, столь соответствующему духу и сущности признаний, сделанных тамплиерами перед церковным священноначалием.

Перед лицом стольких обстоятельных признаний нельзя благоразумно приводить доводы в пользу невиновности ордена, исходя из протеста двадцати рыцарей, заключенных в Париже в аббатстве Святой Женевьевы [177], и тридцати других братьев, заключенных в доме Иоанна Великого (Jean le Grant) в Пуант-Сент-Юсташ (Pointe-Saint-Eustache) . Вот их собственные слова и сама их речь: « Il sont mort plus de vingt mil frer por la foi de Die outres mer. – Cant le Sasfet [178] fou pris, el souda se fe venir devant quatrevingt [179] frere del temple e lor dis ansi coma a presoniers que il reneguesse Dieu Jhesu-Christ lor creator en pena de las testas, les cals frere ne volgie Die renegar, ans en aisi touz perdero las testes por la fe de Dio , etc». ( « Они мертвы более двадцати тысяч братьев за веру в заморского Бога. – Безумствуй Песнь Сасфета, он внезапно принес свою веру восьмидесяти братьям тампля и говорит им как узникам, предавшим Господа Иисуса Христа, их творца, по вине начальников, ни один из братьев не желал предавать Бога, ибо все потеряли головы за веру в Бога и пр.»)