Буквально через пять дней, 18 марта, на совместном совещании Организационного отдела, Отдела пропаганды ЦК КПК и партийных школ страны он выступил с большим докладом, в котором, в частности, сказал: «Главное содержание того, что я сегодня скажу, заключается в изложении бурного развития в Китае марксизма-ленинизма. Начиная с 1956 г., Председатель Мао выдвинул целый ряд новых теоретических обоснований, об этих новых теоретических обоснованиях не говорили ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин, ни Сталин, хотя последний и затрагивал эти вопросы, но не высказался о них не до конца».
Весной 1958 г., выступая перед столичными преподавателями политических наук, Кан Шэн вновь сел на своего конька: «Сегодня я заострю свое выступление на вопросе развития Председателем Мао марксизма-ленинизма», а в конце выступления прямо заявил, что «идеи Мао Цзэдуна являются вершиной марксизма-ленинизма, и в мире нет человека, который мог бы превзойти их уровень».
Кан Шэн, как руководитель группы по образованию, стал больше уделять внимания работе министерства просвещения КНР. В июле 1957 г. он провел там ряд совещаний с преподавателями политических наук, осуществил проверку учебных материалов. В докладе на совещании преподавателей политических наук высших и средних учебных заведений Пекина, подводя итоги работы в этой области, он потребовал «вновь водрузить великое красное знамя идей Мао Цзэдуна в области преподавания политических наук». В ноябре 1957 г. по его инициативе ЦК КПК принял решение о прекращении преподавания четырех политических дисциплин в учебных заведениях страны и введения «курса социалистического воспитания», главным учебным материалом которого являлись произведения Мао Цзэдуна.
В качестве потенциального препятствия на пути реализации своих целей Кан Шэн видел члена ЦК КПК, директора Центральной партийной школы, философа Ян Сяньчжэня. Последний в своих лекциях и беседах призывал к серьезному и всестороннему изучению трудов Маркса, Энгельса, Ленина, не признавая идеи Мао Цзэдуна новым этапом в развитии марксистко-ленинской теории.
Справка. Ян Сяньчжэнь (1856–1993) родился в провинции Хубэй. В 1926 г. вступил в КПК, закончил коммерческое торговое училище в Учане. Учился в Пекинском институте русского языка, окончил Пекинский университет, затем уехал учиться в СССР и Германию. Долгое время работал переводчиком в Москве в Дальбюро Исполкома Коминтерна, вернулся в Китай в 1949 г. С 1953 г. заместитель ректора Центрального института марксизма-ленинизма при ЦК КПК, с июля 1953 г. назначен преподавателем по обучению кадров теоретиков при партийном центре КПК, с марта 1954 г. — заместитель заведующего сектором теоретического образования Отдела пропаганды ЦК КПК. В 1954 г. избран депутатом ВСНП 1-го созыва от провинции Хубэй, в декабре 1958 г. вновь избран в ВСНП 2-го созыва. С декабря 1954 г. член оргкомитета института философии АН Китая, с июля 1955 г. член отделения философских и общественных наук АН Китая. В сентябре 1956 г. на VIII съезде КПК избран кандидатом в члены ЦК КПК, а в мае 1958 г. на 2-й сессии VIII съезда КПК переведен в члены ЦК КПК.
По мнению российского философа В.Г. Бурова, «на рубеже 50-60-х годов Ян Сяньчжэнь являлся фактическим лидером ученых-марксистов в Китае» [305] . Подобное положение, естественно, было не выгодно Кан Шэну и даже вызывало у него тайную зависть. Он поручил своей жене, работавшей тогда в Центральной партийной школе, вести наблюдение за Яном и о результатах докладывать ему, чтобы всегда быть в курсе событий. Она-то и сообщила Кан Шэну, что «Ян Сяньчжэнь в своих выступлениях и материалах делает упор только на работы Маркса и Ленина, а работы Мао Цзэдуна не ставит ни во что». Супруг посоветовал жене как члену парткома партшколы заняться чисткой таких людей как Ян и продолжал активно собирать компрометирующие материалы на него.
В 1958 г. в философских кругах Китая началась дискуссия о единстве бытия и сознания. В центре обсуждения было два вопроса — возможно ли использование марксистами самого термина «единство» для обозначения связи между бытием и сознанием, и если возможно, то как следует понимать этот термин, причем наиболее сильная полемика развернулась вокруг второго вопроса. На первый взгляд казалось, что дискуссия носит чисто научный характер, у некоторых могло создаться впечатление, что речь идет лишь о словах, о правомерности употребления в конкретном случае определенного философского понятия. Однако в действительности за этой научной полемикой скрывались вопросы, связанные с выяснением причин переживаемых в тот период КНР серьезных социально-экономических трудностей, поэтому эта дискуссия вызывала такую бурю на политической сцене Китая.
Читать дальше