Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

Независимо от этого, в отношении бывшего ректора и профессора Московского университета Мануйлова возникал еще и второй вариант: он был уволен от службы не по прошению, а в дисциплинарном порядке. Можно ли было даже при самом широком толковании понятия ценза подводить под понятие утраты ценза случай лишения профессора его служебного ценза в порядке простого начальственного усмотрения? Мог ли, в частности, закон иметь в виду предоставить одному министру народного просвещения, в отличие от всех остальных министров, подобную власть, сводившуюся к праву его устранять из состава Государственного совета любого неугодного ему выборного члена Совета из числа профессоров университета? Было опять-таки ясно, что ст. 18 п. 2 Учреждения] Государственной] думы, касавшаяся одних только членов Государственной думы, просто не могла даже предвидеть таких случаев, так как их в Думе не могло и быть.

Иначе говоря, ст. 18 п. 2 Учреждения] Государственной] думы по прямому смыслу своему никоим образом не могла служить законным основанием для признания А. А. Мануйлова выбывшим из состава Государственного совета до истечения срока его полномочий.

Мог бы еще возникнуть вопрос о допустимости распространительного толкования означенной статьи, во внимание к тому, что понятие ценза в отношении членов Государственной думы и выборных членов Государственного совета было неодинаковое. Фактически он не был выдвинут, так как большинство комиссии никакого другого, кроме буквального, толкования статьи не признавало.

Надо сказать, что и с указанной такой точки зрения распространительное толкование статьи на основании бесспорных правил юридического толкования представлялось недопустимым. Нормальными способами прекращения депутатских полномочий могли считаться, сверх истечения срока, на который избирались члены верхней и нижней палат, только два способа: добровольное сложение данным членом Думы или Совета его полномочий или смерть его. Выбытие членов из состава Думы или Совета по каким-либо иным основаниям являлось изъятием из этого общего порядка. Изъятия же из общего закона не подлежат распространительному толкованию: они требуют специальной опоры в законе.

Комиссия личного состава посмотрела на дело иначе. Она, в данном случаем, как и в вопросе о временном устранении выборных членов Государственного совета, убоялась «обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований», о котором упоминали наши старые Основные законы времен неограниченного самодержавия. Основываясь на буквальном смысле п. 2-го ст. 18 Учреждения] Государственной] думы, комиссия большинством голосов предложила общему собранию признать члена Государственного совета А. А. Мануйлова выбывшим из состава Совета. Приложенное мною к докладу комиссии подробно мотивированное особое мнение, разумеется, никакого эффекта не произвело, и предложение Комиссии было одобрено огромным большинством общего собрания. Аналогичное постановление было вынесено и по отношению к профессору В. И. Вернадскому, положение которого, впрочем, существенно отличалось от положения А. А. Мануйлова: он был уволен от должности профессора согласно поданному им о том прошению, а не в дисциплинарном порядке, как А. А. Мануйлов.

Министр Кассо одержал полную победу. С одной стороны, он отделался от целого ряда строптивых профессоров Московского университета. С другой стороны, так сказать попутно, был установлен важный прецедент по вопросу об удалении неугодных представителей академической курии в Государственном совете путем простого увольнения их без прошения в отставку от занимаемой ими должности ординарного профессора.

Покончив с Москвой, министр принялся за чистку Петроградского университета, в первую голову юридического факультета его, состав которого был признан особенно зловредным. Более осторожная тактика названного университета, встретившая поддержку и одобрение со стороны всех без исключения начальников и профессуры многочисленным остальных высших учебных заведений, сосредоточенных в Петрограде, побудила министра избрать иные меры, нежели те, которые оказались возможными в Москве.

Наскок на Петроградский университет проявился в двух формах. С одной стороны, началась вакханалия переводов отдельных неугодных профессоров Петроградского университета в провинциальные университеты, с заменою их в порядке непосредственного назначения «кассовцами». С другой стороны, порядок замещения вакантных кафедр путем объявления конкурсов на освободившиеся кафедры и избрания профессоров факультетами и Советом университета фактически был совершенно упразднен: все вакантные кафедры стали замещаться исключительно в порядке непосредственного назначения профессоров министром.