Двенадцатого декабря, в субботу, телевидение и радио сообщили о новых ценах, а в понедельник начались акции протеста. Особенно бурный оборот дела приняли на Побережье. Верфевики Гданьска, Гдыни и Щецина вышли на стихийные манифестации и принялись громить парткомы. В Щецине партийное руководство пришлось снимать вертолетами с крыши горящего здания. На улицах разгорелись бои рабочих с милицией. В города, охваченные беспорядками, вошли войска, в том числе бронетехника [456].
Наиболее кровавые события развернулись 17 декабря, в «черный четверг». Рано утром солдаты предупредительным огнем автоматов остановили рабочих, явившихся на верфь имени Парижской коммуны в Гдыне, а затем милиция несколько часов воевала с демонстрантами на улицах города. Советский генконсул в Гданьске сообщал: «Уже в 7 часов были слышны выстрелы автоматов, пулеметов и газовых минометов, которые вначале принимали за пушечные выстрелы. Дымовые шашки и гранаты сбрасывали с вертолетов. К 10 часам утра по всей центральной части шли бои и, как сообщали по телефону наши граждане, были убитые и раненые» [457].
В Варшаве тем временем кипятился Гомулка. «Я уже не могу слушать, как сотрудники милиции и МВД героически действовали, а фактически ничего не делали, — отчитывал он Мочара на заседании Политбюро. — Нигде на свете такого нет. Вы создали атмосферу гнилого либерализма и распустили хулиганов. Кто дал приказ стрелять холостыми? Разве можно таким образом защищать власть? Мне плевать на пропаганду, если придется стрелять, чтобы сохранить порядок». Ему позвонил Брежнев: «Если вы стреляете в рабочих, с кем собираетесь строить социализм?» Но партийный лидер не верил, что против него рабочие, он видел лишь происки врага [458]. 18 декабря с ним случился сердечный приступ, и Политбюро в его отсутствие, получив сигнал из Москвы, избрало первым секретарем главу воеводского парткома в Катовицах Эдварда Герека — того самого коммуниста, с которым Войтыла разминулся в Бельгии в 1947 году. К тому времени положение сложилось настолько тяжелое, что польский ареопаг всерьез опасался советской интервенции [459].
Герек зарекомендовал себя как успешный хозяйственник, сумевший вывести свой регион в лидеры по темпам экономического роста. На него с надеждой взирали многие партийцы, уставшие от резонерского аскетизма Гомулки. Он был на хорошем счету в Москве. Осторожные попытки людей Мочара заручиться одобрением советских товарищей по каналам спецслужб и посольства не увенчались успехом: главный силовик вызывал подозрение своей ура-патриотической и антисемитской риторикой. Получив национально окрашенный социализм в Румынии, где Чаушеску совершенно вышел из-под контроля, советские лидеры не горели желанием наступить на те же грабли в Польше.
Рабочее восстание вынудило Главный совет епископата перенести обращение по поводу абортов на март. Страна и так балансировала на грани войны, не хватало еще обличений с амвона. Вышиньский говорил тогда: «То, что случилось на Побережье, могло повториться в Лодзи, Варшаве, Кракове, везде. Какая сложилась бы в этом случае ситуация и как поступило бы правительство? Были бы приведены в движение воинские части, собранные у польско-чешской границы или возле Щецина? И если бы эти формирования вошли, они бы потом ушли или нет? Особенно немцы — из Щецина. Кто влиял бы на все это — неизвестно» [460].
Осторожность, осторожность и еще раз осторожность — вот к чему призывали члены Главного совета епископата, собравшись 29 декабря. Все так или иначе были согласны, что восстание рабочих — серьезный удар по системе. Войтыла неожиданно пустился в долгие рассуждения об экономической неэффективности социалистического строя: «Мы были убеждены, что уже события 1968 года вели к подобному перевороту в партии. Но тогда их не хватило. Лишь события этого года привели к такому результату… вопросы культуры, поднятые в 1968 году, не смогли затронуть настолько широкие массы народа, как вопросы быта… нельзя закрывать глаза и на события двух с половиной летней давности, следует воспринимать все как единое целое. Это все — один кризис, в котором соединилась и проблема материальных средств, и хлеба, и культуры, и проблема духа». А еще — проблема родных спецслужб, чью провокацию Войтыла тоже не исключал, хотя уже не рассматривал кризис 1968 года как следствие внутрипартийной борьбы [461].
В тот же день епископат огласил «Послание к соотечественникам», составленное краковским архиепископом. Акценты его были традиционны: насилие — не средство к решению проблем, общество не может жить в страхе; пришла пора наладить отношения государства и церкви.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу