18 марта президент Франции Альбер Лебре в сопровождении Жоржа Боннэ прибыл в Лондон с государственным визитом. На вокзале Виктория их встречал король Георг VI. Несколько дней продолжались пышные церемо-ции в Букингемском дворце и Виндзоре, шествия по украшенном флагами улицам, забитым толпами людей, которые усердно кричали: «Вив ля Франс!» Казалось, забылась горечь прошлых нескольких месяцев и снова восторжествовал дух искреннего союза.
К этому времени Невилю Чемберлену и его министру иностранных дел уже сообщили, что тревоги Тилеа о немецких замыслах относительно Румынии были ложными. Тем пе менее, это как будто не играло никакой роли. Тилеа, как источник информации, побудил английское правительство к действиям, и этого было достаточно.
Премьер-министр был в состоянии некоторой экзальтации; теплый прием, который оказали его выступлению общественность Бирмингема и пресса, казалось, возымел на пего действие. Он сказал военному министру Хор-Бе-лиша: «Я человек с зонтом. Когда я говорю серьезно, народы сразу замечают это». А после обеда, данного королем в Букингемском дворце, он говорил Жоржу Боннэ: «Гитлер нарушил соглашения, которые подписал. Он хочет господствовать над Европой. Мы этого ему.ле позволим».
Замечание оказалось несколько запоздалым, однако Чемберлен, по-видимому, не понимал этого; он и раньше давал неискренние заверения в преданности чехам, а сейчас думал совсем о других делах — как оказать помощь Румынии в связи с «угрозой» ее независимости; у Англии и. Франции не было сухопутных подступов к этой стране, до нее можно было добраться только морским путем через Дарданеллы и Черное море.
Галифакс решил, что в данном случае нужно найти такого союзника, которого можно было бы представить немцам, как часть прочного фронта против будущей нацистской агрессии. В качестве такового Тилеа предложил Польшу, которая имела общую границу с Румынией и безусловно была против дальнейшей экспансии немцев в Восточной Европе, особенно в сторону ее собственных грапиц. Галифаксу идея показалась блестящей. Он посоветовался с Чемберленом, и тот согласился с таким предложением; на самом деле он был, пожалуй, еще больше, чем его министр иностранных дел, охвачен этой идеей. Разве включение Польши в единый фронт против Германии не будет ловким ходом? Разве она не в дружеских отношениях с рейхом? Разве в Польше не те же самые ан-тйеврейские настроения, что и в Германии, и, следовательно, существует полное взаимоотношение между ними по этим вопросам? Да, если Польша будет связана договором с Англией, Гитлер будет вынужден прислушаться к мнению Англии.
Сейчас кажется невероятным, что Невиль Чемберлен предпочел Польшу. Он остановил свой выбор на Польше потому, что считал ее вооруженные силы значительно превосходящими Вооруженные Силы Советского Союза.
Это был катастрофический просчет Чемберлена.
В 1939 году правительство Польши было известно как «правительство полковников». Их было три в составе правительства: президент Мосьтицкий, имевший звание полковника польской армии; маршал Эдуард Рыдз-Смиглы, главнокомандующий польскими вооруженными силами, естественно, бывший полковник, и наиболее изворотливый и наиболее влиятельный из трех полковник Юзеф Бек, который на каких только должностях не побывал.
Любой, кто когда-либо встречался или имел дело с Юзефом Беком, мог бы немало рассказать о нем. Досье на него в архивах Второго бюро в Париже почти такое же пухлое, как и досье по «польскому коридору». Оно начинается с тех времен, когда Бек, будучи помощником военного атташе в Париже, выкрал секретные документы из стола французского генерала; далее в досье описывается, как он за взятки от немцев передавал французские военные секреты германскому рейху, за что и был в конце концов выдворен из Франции; здесь же приводятся данные о его безжалостном поведении во время Мюнхена, о его преднамеренном сокрытии призывов и просьб со стороны чехов и о манипуляциях со многими другими усилиями чехов, которые Бек осуществлял с единственной целью свести к нулю польско-чехословацкий пакт о дружбе \ все еще существовавший в 1938 году.
Юзеф Бек был алкоголиком, но алкоголизм являлся самым меньшим из его пороков. В 1938—1939 годах он пил особенно много, так как у него был рак и он прибегал к алкоголю как к успокоительному средству от непрерывно мучивших его болей. Как-то в этот период он принимал официальную группу английских гостей во главе с первым лордом адмиралтейства Дафф Купером с его изящной
Читать дальше