Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

О нем так и не услышали бы ничего, если бы не то случайное обстоятельство, что именно Рат оказался в то утро в своем кабинете за разбором почты, когда в вестибюль посольства вошел неизвестный посетитель. Неизвестный был небольшого роста, в дождевике цвета хаки. Он сказал по-немецки охраннику: «Я бы хотел увидеть ответственного сотрудника, который связан с секретными службами, так как я располагаю очень важной информацией и хочу сообщить ее ему».

Охранник немного поколебался, затем предложил незнакомцу следовать за ним на первый этаж. Было еще слишком рано, и никто из старших сотрудников посольства не приходил на службу. В кабинете напротив лестницы охранник увидел Рата, разбиравшего утреннюю почту. Он провел посетителя к нему, а сам вышел. Рат и неизвестный остались вдвоем. Рат предложил посетителю стул и затем спросил о причине визита. На несколько секунд воцарилась тишина, затем посетитель сунул руку в карман своего плаща и выхватил револьвер. Не говоря пи слова, он направил его на Рата и, тщательно прицелившись, произвел пять выстрелов.

После первого выстрела третий секретарь стал звать на помощь. Вторым выстрелом ему пробило горло, и крик дипломата стал визгливым, а затем перешел в сдавленный стон. Остальные три пули не попали в цель, и, когда охранник вбежал в комнату, Рат с широко раскрытыми глазами, истекая кровью, лежал на полу, но все еще находился в сознании.

Пока вызывали полицию и санитарную машину, юноша не сделал никаких попыток скрыться. Он спокойно сидел на стуле, глядя на истекавшего кровью человека и, как вспоминал охранник, «выглядел очень опечаленным». В конце концов его увезли в полицейский участок па Рю де Бургонь, где он отказался назвать себя. Вначале он

только повторял: «Сожалею, что он не мертв. Я хотел отомстить за своих единоверцев».

При обыске полиция обнаружила у него паспорт. Юношу звали Гершель Гринцпан. Это был польский еврей семнадцати лет. В паспорте оказалось письмо, отправленное из Германии 31 августа 1938 года, в котором, в частности, говорилось: «Сегодня вечером объявили, что польские евреи изгоняются из городов. В 9 часов в наш дом явилась полиция, отобрала наши паспорта и увезла нас в полицейский участок. Там мы встретили многих других евреев. Нас собираются изгнать из Германии и заставить вернуться в Польшу. Что мы там будем делать, сынок? Благодари бога, что ты в безопасности во Франции...»

Письмо было от отца Гершеля Гринцпана, и, когда полицейский офицер начал читать его вслух, юноша заплакал. Постепенно, между всхлипываниями, из слов юноши стала ясной вся картина. Его родители уже двадцать лет жили в Ганновере, где отец работал портным, а мать швеей. Они вынесли те же унижения, что и другие евреи, жившие там, когда нацисты пришли к власти, однако польские паспорта спасали их от насилия, выселения и заключения в концентрационный лагерь. Для себя они ничего не просили, лишь бы разрешили им продолжать работать, но для своего сына они искали спасения.

В июле 1938 года нацисты начали подстрекать население к спорадическим выступлениям против евреев, и жизнь для Гринцпанов в Ганновере стала еще труднее. Отец и мать обсуждали эту проблему, пока их сын, прибывший домой на летние каникулы, спал в комнате наверху. Наконец они пришли к решению, и на следующее утро отец сказал Гершелю, что должен тот сделать:

«Мой брат живет и работает в Париже. Он небогат, но он твой дядя и будет заботиться о тебе. Ты должен поехать к нему. Останешься во Франции, пока не минует здесь опасность».

«Л когда это будет?» — Гершель помнит, как он спросил родителей и получил ответ: «Мы не доживем до этого, сынок, может, ваше поколение доживет».

Он приехал во Францию в начале августа. Дядя принял своего племянника, но совершенно ясно дал ему понять, что ему нужно как можно скорее найти работу, а для этого он должен получить разрешение. 11 августа Гершель обратился к соответствующим властям за таким 124

разрешением, одиако ему не только отказали, но и дали недельный срок, по истечении которого он должен покинуть страну. Гершель понимал, что вернуться он может только в Германию, ибо никакая другая страна не пустит его к себе. Вместо этого Гершель спрятался в доме своего дяди. Именно в это время стали поступать письма от его отца, который писал, как их выселили из дома, где они прожили двадцать лет; как две тысячи польских евреев были согнаны к польской границе и эсэсовская охрана приказала им идти туда, откуда они в свое время прибыли; как поляки отказались пустить их на польскую территорию, и как они теперь живут в палатках, бараках и фургонах па ничейной земле, не имея ни достаточной пищи, ни одежды, а приближается зима.