Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Между тем французские гарантии целостности Чехословакии оставались незыблемыми, и если бы Гитлер напал на Чехословакию с целью присоединить к рейху Судетскую область, Франция в силу взятых обязательств должна была начать войну против Германии и Англия неизбежно оказалась бы втянутой в нее. Это было, как однажды Чемберлен сказал Вильсону, смешное положение, которого следовало избежать любой ценой. Но какой?

Именно здесь страх пришел на помощь английскому премьер-министру, а четыре человека — один француз и три американца — случайно оказались на его стороне. В августе во французское посольство в Берлине пришло известие из Парижа, что командующий военно-воздушными силами Франции генерал Жозеф Выолемеп получил приглашение посетить Германию в качестве гостя германских ВВС. Это был бы ответный визит на недавнее посещение Франции генералом Мильхом, вторым после Геринга лицом в германских военно-воздушных силах.

Сама идея поездки Вьюлемена в Германию вызвала некоторое оцепенение среди французов в Берлине. Это сообщение особенно сильно встревожило военного атташе генерала де Жеффрие и его молодого помощника капитана Поля Стэлена. Они очень хорошо знали, что немцы уже подготовили для прибывающего шефа французских военно-воздушных сил тщательно разработанную демонстрацию воздушной мощи Германии, которая наверняка

нагонит страх на француза. И она действительно нагнала страх.

Беда заключалась в том, что, будучи отличным авиатором и человеком честным и прямым, генерал Вьюле-меп не обладал ни должным характером, ни должным постоянством, чтобы стоять во главе руководства военно-воздушными силами. И, что еще более важно, он никак не мог даже для себя определить, какую роль призваны играть бомбардировщики. В первую мировую войну Вьюлемен командовал одной из эскадрилий бомбардировщиков французской авиации и летал через западный фронт на бомбардировки оккупированных немцами Эльзаса и Лотарингии и огромных немецких арсеналов в Руре. Во время одного из таких рейдов его эскадрилья сбросила серию бомб на огромную палатку, в которой как раз давал представление цирк и где находилось много детей. Пропагандисты кайзеровской Германии стали изображать Вьюлемена как убийцу детей. Его друзья считали, что, терзаемый угрызениями совести, он воспринимал обвинения как совершенно доказанные. После этого случая он начал думать о самолете-бомбардировщике как о чудовищном оружии — мысль, достойная цивилизованного человека, однако едва ли полезная для него в роли главнокомандующего военно-воздушными силами.

То, что Вьюлемену показали во время его турне по Германии, должно было сначала вызвать у него тревогу, а затем — прогрессирующий ужас. Турне началось с посещения авиационных заводов Мессершмитта и Хейнкеля, где с конвейера сходили истребители, истребители-бомбардировщики и бомбардировщики, а кульминацией турне явилось посещение экспериментального центра по тактике ВВС в Барте, на Балтике, где в течение трех часов бомбардировщики и пикировщики с внушительной точностью вдребезги разносили серию зданий и движущихся целей. Каждый разрыв бомбы должен был оставлять шрам на нервной системе и в сознании Вьюлемена.

Перед самым отъездом французского генерала на родину главнокомандующий германскими ВВС устроил в его честь прием в роскошном охотничьем домике Ка-рипхолл, примерно в семидесяти пяти милях севернее Берлина.

Во время приема Геринг остановил Вьюлемена и, в упор глядя на него своими круглыми голубыми глазами, 44

спросил: «Господин генерал, что вы будете делать, если мы окажемся вынужденными начать войну против Чехословакии?»

Вьюлемен колебался. Посол Андрэ Франсуа-Понсэ и капитан Стэлен были рядом и внимательно смотрели на него. И тогда он твердо сказал: «Франция остается верна своему слову».

Геринг выглядел удивленным, Франсуа-Понсэ успокоившимся, а Стэлен подумал, что слова эти прозвучали без какой-либо убежденности. Да в сказанном и не было никакой убежденности. Уже в автомашине, на обратном пути во французское посольство, Вьюлемен говорил послу и Стэлену, что после всего им здесь увиденного он пришел к убеждению, что в случае войны французские военно-воздушные силы за пятнадцать дней будут полностью уничтожены. Вернувшись во Францию, он продолжал горько причитать по этому поводу, и одним из тех, кто прислушался к его причитаниям, оказался премьер Эдуард Даладье, уже собиравшийся отбыть в Мюнхен.