*/2-21 л. Мосли 321 ко нужно действовать так, чтобы не толкнуть его па отчаянный шаг».
Кулондр пытался подчеркнуть эту мысль аналогией, понятной Даладье: «Насколько я знаю, вы рыбак. Итак, рыба коварная, поэтому необходимо проявить мастерство, чтобы вытянуть ее, не порвав леску. Так как важно, чтобы эти наблюдения не распространялись, и так как меня поджимает время, я пишу непосредственно вам и оставляю па ваше усмотрение вопрос относительно передачи этой информации Боннэ и Леже».
Вывод Кулондра относительно колебаний Гитлер абсолютно не соответствовал действительному положению вещей, ибо на следующий день, когда Даладье читал донесение своего посла, Гитлер уже назначил новую дату нападения на Польшу — 1 сентября, подчеркнув, что эта дата окончательная.
27 августа Эрих Кордт записал в своем дневнике: «Яне разделяю общего оптимизма. Гитлер уже установил новую дату. Отсрочка настолько коротка по времени, что напряжение не спадет».
В этот же день Риббентроп приказал послать телеграмму немецкому послу в Риме: «Как явствует из заслуживающих доверия источников, в Риме распространились слухи, исходящие из итальянского посольства в Берлине, что отмечается ослабление напряженности в обстановке и что идут совещания. На самом деле происходит как раз противоположный процесс и дело постепенно приближается к развязке. Армии находятся на марше. Было бы неплохо, чтобы вышеупомянутые слухи дуче и Чиано не восприняли как установленные факты».
В субботу 26 августа Биргер Далерус, позавтракав раньше обычного, вышел из отеля, прогулялся по Пиккадилли и направился в Грип-парк, где некоторое время наблюдал за небольшой группой людей, кормивших уток. Все казалось мирным и спокойным.
Однако на самом деле Англия переживала тревожные дни. В стране проводилась частичная мобилизация. Несколько англичан, знакомых Далеруса, в июльское воскресенье прервали свой загородный отдых и вернулись в Лондон, чтобы поговорить с ним; в эту субботу они были заняты эвакуацией своих семей из Лондона. Хорошее на-322 строение, в котором они пребывали накануне вечером, быстро рассеялось, едва он сообщил им суть только что состоявшегося телефонного разговора с Герингом.
В одиннадцать часов Далерус направился в Форин Оф-фис, чтобы еще раз встретиться с Галифаксом. К этому времени министру иностранных дел уже доложила о разговоре Далеруса с Герингом по телефону. «Я откровенно сказал ему, что из разговора с Герингом следует сделать вывод о крайней серьезности обстановки, — писал Далерус. — Я предложил послать от Галифакса Герингу личное письмо, в котором подтверждалось бы желание Англии достигнуть мирного урегулирования, и выразил надежду, что такой жест мог бы успокоить страсти в Берлине».
Далерусу предложили подождать немного, а Галифакс направился на Даунинг-стрит, чтобы посоветоваться с Чемберленом. Министр иностранных дел через полчаса вернулся и сообщил, что премьер-министр считает его предложение весьма полезным, и тут же сел за составление письма.
«Это письмо от британского министра иностранных дел, составленное в то время, когда, казалось, кризис достиг наивысшего напряжения, не упоминалось ни в одном из официальных документов, — писал Далерус спустя многие годы. — В то время ничего об этом письме не было сказано также ни полякам, ни французам; телефонные звонки и письма, которыми теперь обменивались Лондон и Рим и в которых Чемберлен просил у дуче посредничества, — все эти шаги преднамеренно скрывались англичанами от своих союзников».
Составив письмо, Галифакс зачитал его шведу. «В нем он откровенно и по-дружески заявил об определенном желании Англии прийти к взаимопониманию с Германией, — отмечает Далерус. — Не могло быть никакого сомнения в доброй воле автора письма».
К этому времени идея передачи письма Герингу стала казаться Чемберлену и Галифаксу настолько важной, что министр авиации Кингсли Вуд приказал задержать вылет самолета с аэродрома Кройдон на Амстердам с 13 часов 25 минут до прибытия Далеруса на аэродром. Но в связи с тем, что всякие полеты гражданской авиации между Голландией и Германией теперь были отменены, англичане обратились с просьбой к голландскому правительству разрешить посадку в Амстердаме личному самолету Гитлера,
V2-21* 323 на котором Гендерсон летел в Лондон. Именно на этом самолете вместе с Гендерсоном должен был вылететь в Берлин Далерус.
После войны, когда швед появился на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля, его представили там как слепое орудие в руках нацистов. Однако это не совсем так. «Я понимаю, что был только пешкой в игре, — говорил он впоследствии. — Но я убежден, что это была честная игра».
Читать дальше