Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Они продолжали разговор, по каждый из них знал, что с переговорами покончено.

Посещение Лондона всегда было честолюбивой мечтой Германа Геринга, и в этом его энергично поддерживал британский посол Гендерсон, неоднократно говоривший, что надеется однажды увидеть, как «фюрер и Герман Геринг едут в Букингемский дворец, чтобы нанести визит королю». Похоже, что теперь фельдмаршал увидит кое-что в Англии, хотя и не ее столицу. Утром 21 августа Геринг позвонил Далерусу в Стокгольм и признался в своей обеспокоенности. События развивались слишком стремительно.

Герипг спросил Далеруса, слышал ли тот что-либо от своих английских друзей, и швед несколько огорченно ответил, что Чарльз Спенсер просил его приехать в Париж. На вопрос Геринга, зачем нужно ехать в Париж, Далерус резко ответил, что охотно поехал бы в Англию, но во Францию он не поедет ни при каких обстоятельствах.

«Я собираюсь испробовать совершенно иной вариант. Думаю, что это единственный способ выйти из тупика», — сказал Геринг и повесил трубку.

Несколькими часами позже генерал Карл Боденшатц связался с английским посольством в Берлине, а спустя еще два часа после этого английский посол Невиль Ген-дерсон с радостью отправлял зашифрованное донесение в Лондон. В нем говорилось, что, по мнению фельдмаршала Геринга, нынешнее напряжение может быть ослаблено путем личных переговоров между ним и премьер-министром. При условии, если будет гарантирована встреча между ним и премьер-министром и обеспечена секретность его визита, Геринг готов вылететь в Лондон в среду 23 августа.

Галифакс немедленно отправился к Чемберлену посоветоваться. Прежде мучимый сомнениями и тревогами, теперь Чемберлен не колебался. По существу, ему льстило, что немецкий лидер проявляет готовность совершить поездку, и Чемберлен уже представлял себе броские заголовки газет. Однако Галифакс и Гораций Вильсон позволили себе напомнить премьер-министру, что широкая гласность этого события неприемлема. Геринг не хочет ее, и, во всяком случае, английская общественность далеко не в таком настроении, чтобы поддерживать встречи с нацистами с глазу на глаз; такие встречи всегда навлекали только беду.

О предстоящем визите сразу же поставили в известность министерство авиации и попросили встретить самолет Геринга. Было очевидно, что в Лондон фельдмаршал не может приехать, так как тогда невозможно было сохранить его визит в тайне. Поэтому командование английских ВВС предложило для посадки самолета уединенный и спокойный аэродром к северу от Бовингтона, в Герфордшире, откуда Геринга на автомашине доставили бы прямо в официальную загородную резиденцию премьер-министра. Горацию Вильсону поручили отрегулировать вопрос с обслуживающим персоналом в Чекерсе, предложив людям 306

отпуск и заменив их небольшой группой сотрудников секретной службы и военным персоналом. «Телефоны должны быть отключены, — писал Галифакс. — Похоже на то, что произойдет драматическая интермедия, и, составив все планы, мы ждем подтверждения из Германии».

Ждали долго. В течение трех дней из Германии не было никаких известий, пока наконец не поступило сообщение из Берлина, что фюрер запретил поездку.

Незадолго до полуночи 21 августа внезапно прервалась музыка, передававшаяся центральной радиостанцией Германии. «Передаем специальное сообщение, — объявил диктор. — Правительство великого германского рейха и правительство Союза Советских Социалистических Республик согласились заключить пакт о ненападении. Министр иностранных дел рейха фон Риббентроп в среду 23 августа прибудет в Москву для завершения переговоров».

23 августа в шесть часов вечера в Париже собрались на экстренное заседание министры французского кабинета и начальники штабов трех видов вооруженных сил 50 50 Премьер-министр Даладье, министр иностранных дел Боннэ, министр военно-морского флота Кампинчи, министр авиации ля Шамбр, генерал Гамелен (сухопутные силы), адмирал Дарлан (ВМС), генерал Вьюлемен (ВВС).—Прим. авт. . Оно проводилось по инициативе Боннэ. Сообщение о предстоящем заключении русско-германского пакта он воспринял почти как болезненный удар. Боннэ считал, что теперь не может быть и речи о вовлечении Франции в войну против Германии; упрямство Варшавы, по его мнению, дало французскому правительству все основания уклониться от выполнения своих обязательств. Он надеялся, что его коллеги по кабинету министров согласятся с ним.