«Капитан Бофр проследует в Варшаву, чтобы устно передать генералу Муссе (французский военный атташе) всю необходимую информацию.
1. Исключительно важно получить от польского генерального штаба принципиальное согласие на возможность прохода советских войск через польскую территорию. Русские строго ограничили свою просьбу разрешением прохода по «вильнюсскому коридору» и в Галицию. Невозможно отрицать стратегическую важность такой меры. Стратегически не менее важно и заключение военного пакта.
2. В случае принятия этого принципа мы можем получить заверения, что между Польшей и нами по русской территории будут установлены коммуникации — из каких пунктов должны начаться эти коммуникации, чтобы лучше всего обслуживать тыловые районы Польши?
3. В соответствии с нашим обещанием мы абсолютно ничего не сказали относительно польской армии».
Вечером 17 августа Бофр выехал из Москвы, и растаяли все надежды французской делегации. Русским было объявлено, что он возвращается в Париж; однако когда на следующий вечер он прибыл в Варшаву, на пригородной станции его незаметно сняли с поезда и доставили во французское посольство, где Бофр попал прямо на званый ужин, затянувшийся до полуночи. Как только закончился ужин, французский посланник Лооп Ноэль и генерал Муссе удалились в кабинет посла, чтобы обсудить вопрос, как убедить поляков разрешить проход русских войск в случае войны. Беседа глубоко разочаровала Бофра, поскольку ни посланник, ни военный атташе не выразили надежды на успех в этом вопросе и даже не проявили стремления оказать давление на поляков. Ноэль опасался, что любая попытка решительного давления па поляков может полностью повернуть их против Запада и вынудить броситься в объятия Германии — вариант наиболее маловероятный на данной стадии, хотя, как утверждал Ноэль, он вполне верил в такую возможность. Генерал Муссе просто побаивался русских и с подозрением относился к их предложениям. В ходе обсуждения все же была достигнута договоренность, что на следующий день Ноэль посетит полковника Бека, а генерал Муссе попытается уговорить начальника генерального штаба генерала Сташкевича.
49 августа части вермахта продолжали стягиваться к польской границе. Официально о мобилизации не было объявлено, но Варшава была полна слухов о надвигавшемся кризисе.
Тем не менее это никого, казалось, особенно не беспокоило; в столице не предпринимались никакие специальные меры предосторожности. Стояла ясная солнечная погода; девушки гуляли в летних платьях, на открытых площадках играли оркестры, кафе были битком набиты беззаботной публикой.
В военном министерстве генерал Сташкевич признался генералу Муссе и Бофру, что он не особенно обеспокоен приближением критических дней. Дословно повторив высказывания Бека и представив маневры немцев как «запугивание», начальник генерального штаба, казалось, был убежден, что «дела сами по себе уладятся» и Польша сама будет в состоянии предпринять меры против любого нападения. Он был дружелюбен и неофициален, но, как только разговор коснулся просьбы русских разрешить пропуск их войск через польскую территорию, сразу же любезность и дружелюбие исчезли. «Я понимаю вашу точку зрения, но прошу вас понять и нашу позицию, — сказал он. — Мы знаем русских лучше, чем вы. Конечно, я понимаю общую обстановку, и не исключено, что начало войны может быть ускорено этими обстоятельствами, но даже это соображение не может заставить нас изменить нашу точку зрения».
Встреча с Беком оказалась еще более безуспешной Ч Бек свирепо уставился на Ноэля, когда последний вошел к нему в кабинет. «Я знаю, с какой целью вы явились сюда, — сказал он. — Меня из Парижа информировали обо всем, что там затевается».
1Готовность Советского правительства оказать помощь Польше и нежелание польского правительства сотрудничать с СССР в защите от агрессии отчетливо проявилось также в связи с визитом в Варшаву заместителя наркома иностранных дел СССР В. Потемкина.
Сообщая в Москву о беседе с Беком 10 мая 1939 года, Потемкин писал, что он «подчеркнул, что СССР не отказал бы в помощи Польше, если бы она того пожелала». Однако на следующий день, И мая, по поручению своего правительства польский посол в Москве Гжибовский заявил, что «Польша не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР». (М. Панкратова, В. С и п о л с. Почему не удалось предотвратить войну. Издательство АПН, 1970, стр. 39.) — Прим. ред.
Читать дальше