Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Стэлеп был превосходным пилотом. Он любил свой самолет и хорошо знал, как с ним обращаться. Наблюдая за Стэленом, гестапо каждый раз поднимало вслед за ним два самолета, и всегда, когда он приближался к городу, где имелся гарнизон или аэродром, эти самолеты создавали ему помехи. Стэлеп делал вид, что не замечает их, даже когда те оказывались в нескольких метрах от него в ходе маневрирования; только в тех случаях, когда на борту находился генерал Жеффрие, Стэлен после приземления заявлял протест офицеру связи из люфтваффе, однако тот, разумеется, уверял, что ему ничего не известно.

Когда подобные попытки запугать француза в воздухе потерпели неудачу, гестапо повело себя по-иному: преднамеренно вывело самолет из строя. Однажды утром Стэ-лену позвонил представитель немецких ВВС, который обслуживал его самолет.

«Неприятная новость», — сказал он.

«Они поставили на прикол мой самолет?»—спросил Стэлен.

«Хуже. Вчера вечером произошла авария — в ваш самолет врезалась немецкая машина, которую заводили в ангар».

«Мой самолет сильно поврежден?»

«Так, что наверняка никогда не поднимется в воздух, во всяком случае не в Германии».

Посол Робер Кулондр, вернувшись из отпуска, знакомился с докладами Стэлена об усиливавшемся движении крупных масс войск. После посещения барона Вейцзекера в министерстве иностранных дел у него создалось совершенно определенное впечатление, что развязка приближается.

«Иногда глупость имеет и свои достоинства, — сказал ему Вейцзекер. — Это видно из истории с поляками. Своей глупостью поляки уже причинили много вреда своим друзьям и продолжают действовать в том же духе. Несомненно, такие действия поляков должны освободить союзников от обязательств. Действительно ли Франция и Англия будут рисковать своим существованием ради своих сумасшедших друзей, которые упорно продолжают неистовствовать?»

«И все же мы должны поддержать своих друзей, —ответил Кулоидр. — Если Франция допустит разгром Польши Германией, то в каком положении окажется сама? Если она здесь уступит, то ее престиж и положение упадут до уровня Бельгии и Голландии».

Французский посол недооценивал Вейцзекера, который почти точно знал, что происходило. К несчастью, Вейцзекер не нашел в себе мужества, чтобы сообщить Кулондру о решении Германии напасть на Польшу. Позднее он объяснил, почему тогда умолчал. Если бы он поделился своей информацией с Кулондром или итальянским послом Аттолико, к которым он питал личную симпатию, те доложили бы своим правительствам. Это привело бы к катастрофическим последствиям, поскольку немецкая разведка знала дипломатические коды Франции, Италии и Англии и немедленно обнаружила бы, что Вейцзекер выдает государственные секреты.

Но это уже не играло существенной роли. Основываясь на докладах Стэлена, Кулоидр вполне мог предупредить Париж, что давление на Польшу переходило из политической области в военную.

При таких обстоятельствах, казалось, теперь даже англичане могли бы понять, что наступило время высказать решительное и громогласное предупреждение. В начале июля начальник британской секретной службы Стюарт Мензис докладывал, что немедленно уходит в свой очередной отпуск, и рекомендовал каждому высокопоставленному сотруднику сделать то же самое. Его предостережения игнорировали. Парламент закончил свою летнюю сессию, а 4 августа члены кабинета разъехались кто в охотничьи угодья, кто на взморье. Чемберлен находился в Шотландии. Галифакс отдыхал в Йоркшире, но поддерживал связь с Форин Оффисом. Один из наиболее горячих антинацистов военный министр Лесли Хор-Белиша уехал на юг Франции. Это было чудесное летнее время. «В Англии, как и в 1914 году, — отмечал Уинстон Черчилль, — люди беззаботно наслаждались своими отпусками и играли с детьми на пляжах».

Что касается самого Черчилля, то он был занят совершенно иными делами. 14 августа со своим другом генералом Эдуардом Спэарсом он прибыл в Париж и отсюда выехал на осмотр линии Мажипо. Их гостеприимным хозяином был генерал Жорж, командующий армиями на северо-восточном фронте. Черчилля, ни в чем другом не проявлявшего столь большого энтузиазма, как при обсуждении вопросов военной тактики, провели по всему участку главной оборонительной линии французов от Лаутер-бурга до швейцарской границы; и все, что он увидел сам и что ему сообщили, принесло ему большое облегчение: «Здесь по Рейну... все временные мосты через реку убраны той или другой стороной. Постоянные мосты были заминированы и находились под сильной охраной. Надежные офицеры круглосуточно дежурили у пультов, чтобы по соответствующему сигналу нажать на кнопки и взорвать мосты. Огромная река, вздувшаяся от таяния альпийских снегов, угрюмо и величаво катила свои воды. Французские передовые посты притаились в стрелковых ячейках в зарослях кустарников. Вдвоем или втроем мы могли подойти к самому берегу, но, как нас предупредили, ни в коем случае не выставляя себя в качестве мишени. В трехстах ярдах по ту сторону реки то тут то там среди кустарников можно было заметить немецких солдат, довольно лениво орудовавших киркой или лопатой. Весь прибрежный участок у Страсбурга был уже освобожден от гражданского населения. Я постоял некоторое время на страсбургском мосту, наблюдая, как по нему проезжали автомашины. На каждом конце моста долго и тщательно проверялись документы и груз.