Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

И все же в Европе был мир. Между Францией и Германией не было никакого спора».

Находясь под впечатлением, которое на него произвели оборонительные сооружения и боевой дух французских солдат, Черчилль тем не менее был обескуражен безоговорочным согласием своих гостеприимных французских хозяев, что в случае войны их действия будут в основном носить оборонительный характер. По возвращении в Париж он дал завтрак в честь генерала Жоржа, который прихватил с собой подробные данные о французских силах и подготовленную французской разведкой оценку немецких сил на Западном вале против линии Мажино. Французская разведка определяла немецкие силы на Западе в два раза выше фактической численности имевшихся там войск; тем пе менее, ознакомившись с французской пограничной обороной и сравнивая ее с даже преувеличенной оценкой противостоящих войск Германии, Черчилль сказал: «Но вы же хозяева положения».

Генерал Жорж, казалось, удивился и даже несколько забеспокоился. Он поспешил заявить, что французские войска никогда не нанесут удар первыми.

В свете такого заявления вряд ли следует удивляться тому, что по возвращении в Англию Черчилль попросил своего старого приятеля, отставного детектива специального отдела Скотленд-ярда вернуться к нему на службу в качестве телохранителя. Черчилль привел в порядок свой пистолет. «Было известно, что в Англии находится двадцать тысяч организованных немецких нацистов, — писал он, — и просто в соответствии с нацистскими приемами в других дружественных странах началу войны предшествовала бы острая прелюдия саботажа и убийств». Ожидая, когда со сцены уйдут умиротворители, подобно Чемберлену и Галифаксу, Черчилль был решительно настроен никому не позволить избавиться от него самого.

Первые слухи о возможном восстановлении отношений между немцами и русскими дошли до главы французской военной делегации генерала Думонка 17 августа.

Этот день был самым тяжелым для англо-французской военной делегации. На каждом заседании Ворошилов упорно настаивал на том, чтобы советские войска имели свободный проход через Польшу, и каждый раз французы пытались представить дело так, что, когда наступит время и Польша подвергнется нападению, она сама обратится за помощью к русским. Однако советский маршал настаивал на подписании соответствующего соглашения теперь.

К этому времени англичане оказались в затруднитель ном положении, а неуклюжие увертки адмирала Дракса только способствовали ухудшению позиций английской делегации па переговорах.

На вопрос русских, сколько дивизий может выставить его страна в случае войны, Драке предложил своему помощнику генералу Хейвуду назвать такие цифры, которые, будучи ничтожно малыми, тем не менее фактически были преувеличенными: две дивизии немедленно, и еще две — несколько позднее. По сравнению с тремястами советскими дивизиями и ста французскими дивизиями это была до смешного малая цифра; поэтому Ворошилов сначала не поверил и попросил повторить ее. Драксу и в голову не пришло (а возможно, он считал это несущественным) указать на возможности английских военно-воздушных сил и войск Британской империи из Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки, Индии и колоний. Однако это было еще не самой худшей ошибкой Дракса. Чтобы заставить русских связать себя союзническими обязательствами с Западом и Польшей, нужно было убедить их, что поляки могут выстоять против немцев и что, присоединившись к Западу, Советский Союз не окажется один на один с огромной германской военной машиной. Однако Драке, по-видимому, этого не понимал. Еще на борту корабля по пути в Россию он неоднократпо повторял: «Да, бедная старая Польша. Если ее оставить в одиночестве, она будет разгромлена в две недели. У нее нет никаких шансов. Вот почему нам нужно стоять за нее». И теперь он вдруг наклонился к Ворошилову и сказал: «Не забывайте, что Польша, если ее оставить одну, может быть разгромлена в две недели».

Впоследствии Бофр комментировал этот эпизод следующим образом: «Впечатление было такое, будто Ворошилов только что получил конкретное подтверждение слабости Польши. Учитывая же условия, в каких скорее всего предстояла борьба на Востоке, это означало, что Россия окажется в одиночестве лицом к лицу с германской армией».

Думенк решил, что должен каким-то образом убедить поляков проявить благоразумие. Для выполнения срочной миссии он выбрал самого симпатичного, молодого и силь-пого в спорах члена своей делегации. В письме, копия которого была послана в Париж, говорилось: