Наконец, самое главное заключается в том, что если бы Ирод и в самом деле считал себя Спасителем, он должен был пытаться обосновать эти претензии сведением своего родословия к царю Давиду, потомком которого, согласно пророкам, должен быть подлинный Мессия. Флавий, как уже говорилось, упоминает, что Николай Дамасский состряпал Ироду фальшивую биографию, в которой доказывалось, что он происходит не из идумеев, а от вернувшихся из Вавилона евреев. Но если Ирод и в самом деле имел мессианские претензии, что помешало бы тому же Николаю заявить, что его семья ведет свое происхождение от царя Давида?! Однако об этом у Флавия нет и речи.
Одна из ранних христианских легенд утверждает, что Ирод намеренно уничтожил архивы с родословными знатных иудеев, чтобы никто из них не мог кичиться своим происхождением и тем более доказать принадлежность к царской династии — идет ли речь о потомках Давида или о потомках Хасмонеев.
Есть исследователи, полагающие, что в основу легенды легли некие реальные события. Но если это так, то что опять-таки могло помешать Ироду сфабриковать какую угодно родословную, возводящую его корни к роду Давида?! И снова легенда ничего не говорит по этому поводу.
Словом, какой бы безумной ни казалась гипотеза Авраама Шалита, видимо, она все же недостаточно безумна, чтобы быть правильной.
Поэтому куда более убедительной кажется позиция того же Арье Кашера, Пола Джонсона и других авторов, считающих, что Иродом при принятии решения о перестройке Иерусалимского храма, помимо желания сравниться с Соломоном и оставить о себе вечную память, двигали вполне рациональные мотивы.
Согласно Джонсону [55] См.: Джонсон П. Популярная история евреев. М., 2000.
, строительство Храма было частью все того же плана «интернационализации» Иерусалима и превращения его не только в столицу Иудеи, но и в духовно-культурный центр всего еврейского народа, к тому времени уже сильно разбросанного по многим странам мира. Ему было крайне важно, чтобы евреи диаспоры по меньшей мере три раза в год, как это предписано законом, совершали паломничество в Иерусалим, закупали бы жертвенных животных в Храме, делали бы пожертвования, ночевали в столичных гостиницах и т. д. — ведь все это приносило в казну колоссальные доходы. Но чтобы привлечь евреев в Иерусалим, город должен был по своему великолепию не уступать Риму и Александрии, а Иерусалимский храм должен был превосходить все известные языческие храмы — так, чтобы в Иерусалим стоило приехать только для того, чтобы посмотреть на него. Кроме того, Храм своим великолепием должен был привлекать и инородцев, проще говоря, способствовать развитию международного туризма в Иудею, что тоже приносило немалые доходы.
Вне сомнения, одной из целей строительства Храма было и стремление Ирода таким образом «уравновесить» строительство им языческих храмов и других, чуждых еврейской культуре объектов. Вместе с тем Ирод понимал, что из-за ненависти, которую испытывает к нему значительная часть нации, это начинание может быть превратно истолковано как попытка разрушить Храм.
Поэтому прежде чем начать перестройку, Ирод собрал на построенном им городском стадионе лидеров фарисеев и саддукеев, крупных купцов и землевладельцев, а также открыл вход на стадион для всех желающих. Джонсон называет это собрание «Национальной ассамблеей», и, видимо, это в какой-то мере соответствует действительности.
По одной из версий, Ирода в тот день мучили страшные боли в спине (возможно, это были боли в почках — предвестники его будущей смертельной болезни), но он решил не откладывать столь важного мероприятия, попросил внести его на стадион на носилках и обратился к собравшимся, возлежа на кушетке.
Эта его речь в передаче Иосифа Флавия, как и речи перед армией и перед Августом, стала еще одним подтверждением незаурядного дара оратора.
«Дети моего народа!» — именно с этих слов, а не со слова «сограждане», используемого в каноническом переводе «Иудейских древностей» Г. Г. Генкелем, начал эту свою речь Ирод.
Эта фраза была крайне важной — Ироду необходимо было подчеркнуть свою принадлежность к евреям, заставить их этими словами пусть ненадолго забыть о его идумейском происхождении. В продолжение своей речи он еще раз прибегнет к этому приему, заявив, что Второй храм построили по возвращении из Вавилона «отцы наши» — именно «наши», хотя идумеев среди строителей этого Храма точно не было.
Читать дальше