Все это, возможно, произвело бы должное впечатление на греков и римлян, для которых подобные развлечения составляли неотъемлемую часть жизни. Но, роняет Флавий, «иудеи были непривычны к такого рода зрелищам». И это весьма мягко сказано.
В самих подобных забавах, в появлении спортсменов обнаженными на публике евреи видели прежде всего грубое проявление язычества, возвеличивавшего животную природу человека. Схватки же между зверьми и приговоренными к смерти преступниками представлялись им отголоском категорически запрещенных законом человеческих жертвоприношений. Ничего, кроме отвращения, такие игрища у жителей Иерусалима не вызывали, и их, как прозрачно намекает Флавий, приходилось едва ли не силой загонять в театр.
В народе росло возмущение. По мнению обладавших огромным авторитетом и не боявшихся открыто высказывать свое мнение лидеров фарисеев, Ирод творил то же самое, что творили в Иерусалиме греки во времена Антиоха Епифана, и, следовательно, пришло время повторить подвиг Маккавеев и покончить как с ним, так и с его приспешниками.
Первый скандал вокруг будущего театра-стадиона вспыхнул как раз из-за «изображений трофеев от тех народов, которых он победил на войне». Дело было, разумеется, не в том, что все войны, как мы помним, Ирод вел только с евреями, а затем с арабами, так что ни о каких побежденных им «народах» не могло быть и речи. Многие решили, что трофеи повешены на статуи, изображающие людей, создание которых запрещено третьей из Десяти заповедей.
Ирод, как мы еще увидим, и в самом деле позволял себе подобные нарушения, однако он ясно понимал, что в Иерусалиме подобное недопустимо. Чтобы пресечь возмущение народа, о котором он прекрасно знал по доносам сексотов, Ирод велел вызвать на стадион группу влиятельных граждан Иерусалима и продемонстрировать им, что никаких статуй под оружием нет — есть голые деревянные столбы. Что, впрочем, лишь вызвало новый спор — о том, нельзя ли считать изображение оружия предметом языческого культа.
Словом, ропот продолжался. В итоге, как пишет Флавий, «десять граждан составили заговор и поклялись подвергнуться любой опасности (в числе заговорщиков был также один слепой, которого принудили примкнуть тревожные слухи; хотя он и не был в состоянии принять в деле личное участие, однако он приготовился пострадать со всеми прочими, если бы заговорщиков постигла неудача; этим он немало содействовал подъему духа в остальных своих товарищах)» (ИД. Кн. 15. Гл. 8:1. С. 123).
Чтобы читатель понял, о чем идет речь, необходимо заметить, что десять человек, согласно иудаизму, образуют «минь-ян» — минимальный кворум, имеющий в числе прочего право вершить от имени общества суд и выносить приговор.
Таким образом, то, что Флавий называет «заговором», на самом деле было судом над Иродом с вынесением ему смертного приговора. Отсюда становится понятным, почему в этом деле принимал участие слепой — он не был способен действовать вместе с заговорщиками, но вполне мог играть роль «судьи».
План заговорщиков напоминал схему убийства Гая Юлия Цезаря. Они намеревались пронести на стадион под плащами кинжалы и поджидать Ирода возле царского входа к трибунам. Последняя деталь, кстати, свидетельствует, что все десятеро были знатными людьми и, видимо, лично знакомы с Иродом — простолюдинов к этому входу просто не подпустили бы. В момент появления царя они должны были внезапно напасть на него и попытаться убить, а если не получится, то по меньшей мере до своей гибели перебить как можно больше человек из царской свиты. Расчет, таким образом, строился на том, что даже при провале заговора гибель участников покушения станет сигналом к народному восстанию и приведет к свержению Ирода.
Однако, как мы уже упоминали, Ирод создал при своем дворе мощную тайную службу, один из агентов которой и поспешил сообщить Ироду о готовящемся на него нападении.
Ирод не стал дожидаться развития событий, а велел пригласить во дворец всех заговорщиков поодиночке (что еще раз доказывает, что они были вхожи во дворец и лично знакомы с царем). При входе их тут же разоружали и предъявляли обвинение в организации покушения на царя.
Больше всего Ирода поразило то, что когда заговорщики поняли, что разоблачены, ни один из них не попытался снять с себя вину или испросить прощение. Нет, они были настолько убеждены в своей правоте, что готовы были взойти на эшафот, но не отступиться от своих взглядов.
Читать дальше